Митрополит Вениамин (Федченков) на Саратовской кафедре (1955–1957)
В минувшем году исполнилось 60 лет со дня преставления митрополита Вениамина (Федченкова; 1880–1961), человека, чья богатейшая событиями, драматичная биография — неотрывная часть истории нашего Отечества и Русской Православной Церкви; чье литературное наследство для нас бесценно. История распорядилась так, что последней в жизни владыки Вениамина кафедрой оказалась именно Саратовская. О служении святителя Вениамина на саратовской земле и о его изгнании с этой земли рассказывает историк Ростислав Просветов.
«Слава Богу, все больше становлюсь “простецом”, — писал митрополит Вениамин в конце 1951 года. — А ум порочный — почти выбросил… И не хочу, чтобы “те” оскверняли святую истину. Пусть другие как хотят: я же славлю простоту Божественную… Сам Бог есть простота, — часто говорил о[тец] Иоанн Кр[онштадтский]. И чем проще, тем они счастливее; и с ними блаженство! “Где просто — там ангелов со сто, а где мудрено, там ни одного” (Амвр[осий] Оптинский)». (Здесь и далее сохранены орфография и пунктуация оригинала. — Ред.) Мы также часто говорим о народе, что он «простой».
В Саратове верующие приняли владыку как «своего», с любовью. Старейшая насельница Свято-Алексиевского женского монастыря схимонахиня Капитолина (Гагарина) вспоминала: «Владыка говорил такие проповеди, что народ в церкви плакал. Всегда на его службах было битком набито. На выходе все стремились к нему под благословение, и он никому не отказывал, всех благословлял. Говорил: “Бог благословит!” — и благословлял. Многих привел ко Господу».
Митрополит Вениамин прибыл в Саратов в начале декабря 1955 года. В архиерейском доме, где тогда располагалось епархиальное управление, он сразу же распорядился снять портреты Сталина и Патриарха Алексия I, а рядом с иконами поместил портрет отца Иоанна Кронштадтского. В своей первой проповеди в Троицком соборе митрополит Вениамин говорил, что многие люди не посещают церковь не потому, что не верят в Бога, а потому, что боятся лишиться работы. Он приводил в пример своего знакомого, который не ходил в церковь почти сорок лет, так как работал в советском учреждении. Когда же вышел на пенсию, то снова начал посещать храм.
В Саратове владыка определил для себя следующие задачи: «1) новое место [для] проповедей; 2) самому нужно учиться молитве — ибо и конец близок (76[-й] г[од]), последний этап жизни; 3) забота о семинарии и семинаристах; 4) окончание письменных работ моих; 5) а еще: что Бог укажет».
Вот всё, что он хотел сделать. Не более. А главное для него, как мы видим — то, что конец близок, «последний этап жизни».
Преподавателям и учащимся Саратовской духовной семинарии он рассказывал о личности и жизни святого праведного Иоанна Кронштадтского. Разъяснял духовенству, что под лояльностью к советской власти необходимо понимать нейтральность, невмешательство Церкви и духовенства в мирские дела. Во время одной из таких бесед саратовский священник — иеромонах Иоанн (Вендланд), впоследствии митрополит Ярославский и Ростовский, в гостях у которого был владыка, заметил, что такое понимание лояльности недостаточно и что лояльность означает нечто большее (например, духовенство должно принимать участие в борьбе за мир и прочее). Владыка не соглашался с такой постановкой вопроса. Он считал, что касаться политики церковнослужителям не нужно. Их сфера — вопросы веры. Но когда власть касается религиозных вопросов, то здесь можно и нужно высказать свое мнение.
Так, митрополит Вениамин обратил внимание на выступление первого секретаря ЦК КПСС Н. С. Хрущева на четвертой сессии Верховного Совета СССР, замечая, что его речь была грубее и хуже, чем речь председателя Совета министров СССР Н. А. Булганина. В частности, в этой речи Хрущев касался положения в странах народной демократии (то есть Восточно-Европейского блока): «В своих “рождественских посланиях” американские деятели заявляют, что они “молятся” за изменение существующего строя в этих странах, и открыто обещают “поддержку” Соединенных Штатов Америки в этом деле, — говорил Хрущев. — Уж коли речь зашла о “рождественских посланиях”, которые приобретают столь ярко выраженный политический характер, то можно понять авторов этих посланий. Ведь они представляют довольно солидные фирмы… <…> Связь американских авторов совсем не религиозных “рождественских посланий” с капиталистами, изгнанными или бежавшими из стран народной демократии, самая тесная. Желая изменения новых порядков в странах народной демократии, эти американские деятели хотят возвращения в этих странах капиталистических порядков, возвращения капиталистам заводов и фабрик, возвращения земли крупным земельным магнатам». Видимо, в этих «рождественских посланиях» владыка не усматривал, в отличие от Хрущева, политического подтекста и вполне верил в искренность «молящихся» американцев. «Разве американский народ не может молиться?» — удивлялся владыка. Ведь, по сути, исходя из контекста выступления первого секретаря, он им в этом праве отказывал. И почему здесь необходимо видеть только политический подтекст? Это митрополита Вениамина удивляло.
Обо всех действиях и высказываниях нового саратовского архиерея тут же докладывалось саратовскому уполномоченному В. Ф. Филиппову. Тот незамедлительно направил председателю Совета по делам Русской Православной Церкви при Совмине СССР Г. Г. Карпову, секретарю Саратовского областного комитета КПСС Г. А. Денисову, председателю исполкома областного Совета депутатов трудящихся А. П. Бочкареву, а также начальнику управления КГБ при Совете Министров СССР по Саратовской области А. Г. Соколову секретное информационное письмо, в котором подробно рассказывал о том, что митрополит Вениамин в общении с духовенством «высказывает политически неправильные мысли» и что «такая позиция митрополита Вениамина ставит его в один ряд с американскими и прочими колонизаторами».
В Москве на письмо наложили резолюцию: «Т[оварищу] Иванову. Нужно на М[итрополита] Вениамина составить справку с учетом другого письма т[оварища] Филиппова и дать т[оварищу] Карпову для разговора при случае с Патриархом». В «другом письме», как и в полугодовом отчете, Филиппов писал, что «за короткий период пребывания в Саратове митрополит Вениамин проявил себя как махровый реакционер, монархист, для которого чужды советский народ, Родина, патриотизм, о чем он намекает и даже говорит в беседах со священниками, преподавателями и воспитанниками семинарии». «По моему глубокому убеждению, — продолжал Филиппов, — в лице митрополита Вениамина мы имеем дело с плохо замаскированным врагом Советского государства и народа. Этот травленый волк в целях более сильного воздействия на верующих прикидывается кроткой овечкой. Так, во время проповеди он вздыхает, плачет, заставляя тем самым плакать и верующих. Проповеди говорит доходчивым языком и проверяет, как поняли его, для этого он задает вопросы стоящим около него верующим. Во время службы, проходя по церкви, целуется с верующими, ласкает их лица, похлопывает по плечу и т. п. Такими методами он добивается нужного для него влияния на верующих». Из этого уполномоченный делал вывод: «Необходимо немедленно освободить митрополита Вениамина от обязанностей управляющего Саратовской епархией, так как я убедился, что с таким “управителем” нельзя установить нужного для дела контакта».
Карпов Г. Г. ознакомил Патриарха с «поведением» владыки Вениамина в Саратове. По его словам, Патриарх был возмущен: «И это в то время, когда мы искренне хотим хороших отношений с правительством и когда видим, что правительство к нам так благоприятно относится». Через несколько дней, 3 февраля 1956 года, митрополит Вениамин был уже в Москве на приеме у Святейшего вместе с настоятелем Троицкого собора протоиереем Иоанном Цветковым, который был автором доносов на владыку. Вначале Патриарх беседовал с владыкой наедине в течение двух часов. Затем был приглашен протоиерей Иоанн, чтобы подтвердить его слова, сказанные об Америке и «руководителях советского правительства». «Вы же можете поссорить нас с правительством», — сокрушался Патриарх в присутствии священника. По информации, которая вскоре дошла до уполномоченного, на некоторые вопросы Святейшего митрополит Вениамин отвечал молчанием. Пожурив его таким образом в присутствии отца Иоанна Цветкова, Патриарх Алексий пригласил владыку к себе на дачу в Переделкино, где у него в это время гостил митрополит Нестор (Анисимов), освобожденный из семилетнего заключения. С митрополитом владыка Вениамин был знаком еще с Поместного Собора 1917–1918 годов. И, судя по всему, владыка охотно воспользовался предложением, не упустив возможности встретиться с давним своим знакомым, который к тому же был духовным чадом святого праведного Иоанна Кронштадтского и оставил о нем свои воспоминания.
Саратовская епархия включала в себя две области — Саратовскую и Балашовскую. Посетить уполномоченного по Балашовской области Я. А. Климова митрополит Вениамин смог только 9 мая 1956 года. Ввиду небывалых снегов и плохих погодных условий прибыть туда раньше не было никакой возможности. На встрече с Климовым владыка сказал, что он прислан в Саратовскую и Балашовскую епархию, чтобы навести порядок в личном составе духовенства и укрепить приходы священниками, которые были бы способны выполнять возложенные на них задачи.
Достойна внимания характеристика, присланная из Совета по делам Церкви балашовскому уполномоченному. В документе говорилось, что митрополит Вениамин «принимает меры к укреплению церкви, усиленно заботится о кадрах духовенства», что он «допускает высказывания, что в СССР нет свободы совести, что церковь не может и не должна вести борьбы за мир, а может только молиться». В этой связи Совет просил уполномоченного внимательно отнестись к управляющему епархией и после первой беседы с ним сообщить о ее результатах. От такой характеристики забеспокоился не только Климов, но и местный обком КПСС с облисполкомом.
Митрополит Вениамин продолжал совершать объезд Балашовской епархии. Уполномоченный Климов сообщал в Москву, что «массовые выезды митрополита в приходы во время полевых работ нежелательны», о чем его просили уведомить областные организации. Также он просил Совет «обратиться к патриарху с просьбой дать указание митрополиту Вениамину Саратовскому и Балашовскому не выезжать на места для совершения богослужений в сельских церквах в июле, августе и сентябре текущего года». Однако владыка благополучно осуществил все запланированные поездки на июнь. Так, 18–19 июня он посетил город Урюпинск и служил в Покровской церкви, где хранилась местночтимая икона Божией Матери «Урюпинская». Буквально через день после этого там состоялось традиционное ежегодное празднование в честь этой иконы, собравшее до шести тысяч паломников. Балашовский уполномоченный сообщал и о посещении владыкой в четверг, 21 июня, прихода села Рождественского и проведении там церковной службы, в результате которой «работа в поле в этот день на прополке свеклы, подсолнечника и уборке сена была сорвана». В ответ на это Климову сообщали из Совета: «Вести переговоры с митрополитом Вениамином по вопросу проведения им церковных служб во время полевых работ Совет считает нецелесообразным». Уполномоченный заручился поддержкой настоятелей приходов сел Пески, Самодуровки и Рождественского, которые «высказали мнение, что Вениамину целесообразнее уйти за штат и прекратить культивировать мероприятия, которые противоречат общим интересам страны». Уполномоченный бомбардировал своими докладами Москву, уверяя, что управляющего епархией необходимо удалить. Изрядное рвение балашовского уполномоченного, равно как и его саратовского коллеги, в Москве не поддерживали.
Балашовского уполномоченного беспокоило еще и то, что владыка Вениамин направлял в Балашов духовенство, «способное проводить мероприятия по укреплению деятельности церковного прихода». Более того, он ходатайствовал об открытии второй церкви с передачей верующим здания железнодорожного клуба, принадлежавшего ранее Покровскому женскому монастырю. Весь обслуживающий персонал действующей балашовской церкви (уборщицы, просфорницы, сторожа и др.) состоял из монахинь этого монастыря, что свидетельствовало о сохранении монашеской общины в городе. Для владыки это было очень важно. Именно сюда он направил протоиерея Емельянова-Олейника (который уполномоченным характеризовался как «истинный служитель церкви, влиятельный проповедник»), священника Н. В. Рубанова («ревностный служитель церкви», осужденный в свое время по 58 ст. ч. 10 УК РСФСР на 10 лет) и священника В. Г. Малушкина (тоже судимого). Два диакона церкви (В. А. Шарабаров и А. П. Свистов) также были судимы и отбыли наказание в лагерях за «антисоветскую» деятельность. Казначеем церкви в Балашове стал знакомый митрополиту еще по Богословскому институту в Париже Леонид Алексеевич Гринченко, вернувшийся в 1947 году из-за границы и также уже отбывший срок в мордовских лагерях. Иными словами, в городе формировалась крепкая православная община.
В сельских храмах священнослужителей не хватало, поэтому владыка Вениамин благословлял в летний период служить там студентов духовных семинарий в священном сане. Не имея возможности посещать семинарию с беседами и лекциями (это было ему запрещено), митрополит все чаще встречался с духовенством в неформальной обстановке — в епархиальном управлении, где он сам проживал.
Владыка продолжал совершать еженедельные воскресные богослужения в саратовском Троицком соборе и службы в большие церковные праздники. На ремонт церквей от отпустил свыше миллиона рублей. Также его заслугой можно считать «умиротворение враждовавших между собой групп церковников в Энгельсской и Ершовской церквах». В подборе и расстановке кадров духовенства он «руководствовался соображениями, чтобы духовное лицо было благочестивым и несребролюбивым».
Тем временем уполномоченный Филиппов в своем неприязненном отношении к владыке Вениамину дошел до того, что не гнушался собирать о нем все мыслимые и немыслимые слухи и домыслы. Свои доклады в Совет он завершал, к примеру, такими выражениями: «Либерализм патриархии к лающему и кусающему церберу лишь только поощряет его к большей развязности и наглости. Кстати, митрополит Вениамин хлопочет сейчас о возвращении из Америки к нему в Саратов Ольхиной Евгении Александровны — дочери княгини Волконской. Итак — все это звенья одной цепи. Достаточно поставить один вопрос: кому выгодна такая деятельность митрополита В[ениамина], и все станет ясным». В Совете напротив таких выпадов заметили: «Формулировки какие!»
Очередным поводом для крайнего возмущения саратовского уполномоченного стала проповедь митрополита Вениамина в кафедральном соборе 9 декабря 1956 года, в которой он нелестно отозвался о неверующих людях. Филиппов тут же вызвал владыку к себе и потребовал от него ответа, заявив, что такой проповедью «были опорочены и очернены честные советские люди, которые в своей жизнедеятельности руководствуются высокими принципами коммунистической морали». Между митрополитом и уполномоченным возникла полемика, в ходе которой Филиппов стал утверждать, что «царства небесного нет и координат его никто не знает, поэтому, не надеясь на небо, мы строим счастливую жизнь для всех людей на земле».
После этих слов он в очередной раз настойчиво просил Совет поставить перед Патриархией вопрос о немедленном освобождении митрополита с поста управляющего епархией. И ему в очередной раз разъясняли, что нельзя уполномоченному дискутировать по вопросам вероучения с управляющим епархией, так как этим он ставит себя в глупое положение. Основной задачей уполномоченного является оказание нужного влияния на всю деятельность Церкви и, главным образом, на духовенство и епархиального архиерея как на центральную фигуру. «У Вас с Вениамином сложились такие отношения, которые исключают возможность какого-либо влияния на него с Вашей стороны в нужном для нас направлении, — писали Филиппову. — Приводить в официальном докладе такие выражения, как “собачьей преданностью”, “своей гнусной болтовней”, “к лающему и кусающему церберу”, “находился в трогательно-лирических отношениях”, “тара-бумбией морочил голову” и т. д. (см. доклад стр. 2, 6, 7, 8 и 9) совершенно неуместно». Уполномоченного прямо инструктировали, что убрать Вениамина «лучше всего… руками самого духовенства (недовольные Вениамином среди них очевидно имеются), которому необходимо написать лично патриарху о нелестных отзывах о нем Вениамина, и патриарх должен будет на это как-то реагировать. А если патриарх спросит мнение Совета о Вениамине, тогда мы и скажем свое слово. Такое решение вопроса будет дипломатичнее и для Совета удобнее. Если Вы сумеете осторожно и умело организовать это дело — это и будет результат Вашей работы с духовенством».
Филиппов незамедлительно приступил к действиям. Однако «осторожно и умело» организовать дело он не мог. Уже в октябре-ноябре 1957 года на саратовского уполномоченного стали поступать многочисленные жалобы в Совет о его вмешательстве во внутрицерковные дела. В результате в область с проверкой выехал старший инспектор Совета А. М. Пашкин.
По итогам проверки Пашкин в докладной записке на имя Карпова сообщал, что «митрополит каким был, таким, в основном, и остался в своей церковной деятельности, ничего нового нет». Ревизор признавал, что саратовский уполномоченный без надобности обострил свои отношения с управляющим епархией, и по ряду вопросов его информация о деятельности митрополита была недостаточно объективной. Он также признавал, что жалобы на Филиппова о его вмешательстве в церковные дела на месте подтвердились: «Например, Вениамин в присутствии т. Филиппова заявил мне, что он ни одного священника не может назначить, переместить или уволить, не согласовав предварительно свои церковные мероприятия с Уполномоченным. Когда я попросил Вениамина привести факты, он их назвал». Далее выяснилось, что управляющий Саратовской епархией был вынужден по указанию Филиппова уволить своего секретаря и казначея и что все церковные вопросы митрополит должен был согласовывать с уполномоченным.
На следующий день после состоявшейся беседы с участием уполномоченного и представителя Совета митрополит Вениамин восстановил на работе секретаря и казначея епархии; ранее он уволил их за злоупотребление денежными средствами, а это были люди КГБ, и работники госбезопасности через Филиппова попросили вернуть их на место.
В ходе своего визита в Саратов Пашкин встретился также с первыми лицами Саратовской области, чтобы ознакомиться с их мнением относительно личности и действий управляющего епархией. Заместитель начальника управления КГБ по Саратовской области Мякишев, повторяя тезисы Филиппова, докладывал, что митрополит Вениамин высказывал свое недовольство сложившимся положением не только в кругу приближенных, но и в проповедях, что он «протаскивает антисоветские взгляды». Мякишев заявлял, что владыка старается устранить лояльно настроенных священников и подбирает священников с антисоветскими взглядами, бывших судимых. Он просил Совет принять меры к удалению митрополита, «т. к. его деятельность нежелательна и вредна». Когда же Пашкин указывал на то, что к оценке деятельности митрополита нужно подходить не с точки зрения саратовских интересов, а с точки зрения интересов общегосударственных, т. к. его перевод из Саратова, например, в Куйбышев принесет мало пользы, Мякишев соглашался: пусть тот остается в Саратове. Но в целом склонялся к мысли, что митрополита Вениамина «вообще нужно устранить от церковной деятельности», то есть уволить на покой.
Заведующий отделом пропаганды и агитации Саратовского обкома КПСС Черных также высказывал Пашкину свое мнение и мнение первого секретаря обкома Денисова о том, что церковная деятельность владыки Вениамина в Саратовской области нетерпима. Он просил Совет не только рассмотреть, но и окончательно решить этот вопрос. В итоге старший инспектор Совета пришел к выводу, что сложившаяся ситуация вряд ли будет исправлена в ближайшее время и, учитывая позицию местных органов власти, взаимоотношения между уполномоченным и управляющим епархией не будут «правильно построены».
В своем докладе по итогам поездки в Саратов он резюмировал: «Решить на Совете вопрос о целесообразности рекомендации патриарху об устранении митрополита Вениамина от руководства церковной деятельностью, который стремится своей деятельностью внести в среду верующего населения разные кривотолки политического характера в антисоветском направлении». Рукой Карпова поверх текста была начертана резолюция: «Согласен».
Обвинения владыки в антисоветской деятельности были голословными. Никаких конкретных фактов найдено не было. Иначе это грозило бы уголовным делом. Напротив, митрополит Вениамин уверял Карпова в своем письме к нему: «Я таков и теперь, каким был и прежде, во время работы в Америке за С[оветский] Союз». Владыка оставался верен своему убеждению, что необходимо признавать ту власть, которая дана Богом, и подчиняться ей.
Но судьба владыки была уже решена. 16 октября 1957 года он записал в дневнике: «…теперь надвигаются новые события; возможно, что придется опять переменять епархию (уже 4-ю в России за десятилетие)… Кое-что хочется записать. Нужно молиться! Обстоятельства так осложняются, что не видно выхода. Следовательно, нужно молиться и молиться… По возможности, часто. Выход какой? Чтобы не повредить о. И[оанну] Ц[ветко]ву, лучше оставить его здесь, а самому проситься у Патриарха в Куйбышев, а оттуда — перевезти в Саратов еп[ископа] Митрофана (с академическим образованием) для семинарии. Однако — на волю Божию».
В письме к Надежде Павлович он пишет: «Лекции (беседы) мои давно прекратились: причина — в моей неосторожности… Зато теперь я свободнее могу писать. Слава Богу за все! Вообще, здесь я больше для себя работаю: приходов мало… По-видимому, Промысл Божий хочет, чтобы я, хоть немного, вошел внутрь себя. Удастся ли справиться с собою, Бог весть».
Ускорили события публикация и радиопостановка второго романа историко-революционной дилогии Олеся Гончара «Перекоп». В нем митрополит Вениамин был показан не просто как один из участников Белого движения, но как его духовный лидер. «Группа студентов семинарии» в письме Карпову сообщала: «Вся наша родина слушает об ужасах, которые Врангель и его друзья совершали на территории нашей молодой Республики, и возмущаются той жестокостью и дикостью, чинимой ими. Мы тем более возмущаемся, что у нас в Саратове руководит духовной жизнью этот самый епископ Вениамин, и теперь уже в сане митрополита. Просим Вашего вмешательства, об удалении его от нас, ибо мы не хотим учиться под руководством душителя свободы русских граждан, и чтобы был назначен новый руководитель, более уважаемый в нашей среде епископ».
Нет никаких сомнений, что за спинами семинаристов стояли отдельно взятые «духовные отцы», направляемые твердой рукой уполномоченного. В Москву к Патриарху с копией в Совет была послана еще одна жалоба на владыку и его окружение за подписью шести человек. Впоследствии, ознакомившись с этой жалобой, владыка писал, что в ней сплошная ложь: «Трудно — среди хитрости. О Боже!». «Кажется, из М[осквы], — продолжал он, — пришлют ревизию. Но — не против нас, а наоборот. Мне и это не радостно: лучше терпеть, чем “побеждать”!.. Впрочем — воля Божия. Буду ждать, не торопясь. Господи, помилуй нас, грешных!».
Ждать оставалось недолго. Согласно выписке из протокола № 29/с заседания Совета по делам Русской Православной Церкви, было решено рекомендовать Патриарху Алексию «направить митрополита Вениамина на пенсию». Подводя итог своей работе в этот период, уполномоченный Филиппов признавался, что «с таким митрополитом, каким является митрополит Вениамин, добиться того, чтобы церковь делала то, что нам политически выгодно и целесообразно, нельзя. Это он красноречиво доказал своей службой в Латвии, в Ростовской области».
Исходя из пометок, которые на документе оставили в Совете, следовало, что митрополита Вениамина из Саратова нужно было «безусловно убрать, так как там находится семинария». Назначить же в Саратов следовало епископа из Иркутска. Тогда же было признано необходимым освободить от своих обязанностей и саратовского уполномоченного.
1 февраля 1958 года митрополит Вениамин записал в дневнике: «Перемены жизни. Мне предстоит в близком будущем (м[ожет] б[ыть], через 1–2 недели) оставить Саратов и уехать, по постановлению Патриарха (точнее: за ним стоящих), в Псково-Печерский монастырь “на отдых”. М[ожет] б[ыть], “временно” (едва ли). А м[ожет] б[ыть]? Церковь Божия учит нас, что все совершается по милостивому Промыслу Господню. Слава Богу за все».
Монахиня Анна писала об их вызове в Москву и увольнении владыки: «Колчицкий хотел, чтобы я была во время чтения указа… Владыка слушал спокойно, не возражал, не спорил, ничего не просил, никого не обвинял… В высшей степени благородно. И Патриарх в Москве был очень милостив… доброжелателен и благодарен Владыке, — что Владыка доверился ему и ничего не желает. Пусть будет стыдно врагам Владыки явным и неявным».
Таким образом, в Саратове митрополит Вениамин пробыл чуть более двух лет. 20 февраля он был уволен на покой с пребыванием в Псково-Печерском монастыре, где и поселился 27 февраля. Управляющим Саратовской епархией был назначен архиепископ Палладий (Шерстенников), до того занимавший Иркутскую кафедру. Он быстро нашел общий язык с уполномоченным и, как сообщал последний, за короткий срок «проявил себя как деятель православной церкви, твердо стоящий на лояльной к Советской власти позиции».
Журнал «Православное Поволжье», № 1, апрель 2022 г.