«К пациентке не очень хотели пускать: “Бабушка Вас испугается, плохо будет еще…” А бабушка плакала и благодарила, пока служили. И крестилась все время». «Лифт и коридоры. Шлюз. Залитые хлорным раствором требник, крест и Евангелие. Будут сохнуть. А где-то в коридоре, далеко, человек в одежде на выписку… Луч солнца». «Здоровья и сил всем пережившим и победившим. Вечная память погибшим. Их было много. Больше, чем за все время служения в больницах. Благодарю Бога. Он ни на секунду не оставлял». На странице клирика Серафимовского храма Саратова священника Андрея Мизюка в «Фейсбуке» много таких заметок. А еще есть фотографии: противочумный костюм, маска, очки, а сверху — епитрахиль и крест. «Был болен, и вы посетили Меня» (Мф. 25, 35). С отцом Андреем мы поговорили о его служении в «красной зоне» — о том, как идти туда, где никто не хочет оказаться, и где искать сил, чтобы дать надежду на спасение.
— Отец Андрей, когда Вы в первый раз посетили «красную зону»?
— В «красной зоне» я впервые оказался в середине июля 2020 года. Пришел в перинатальный центр на улице Рабочей, который одним из первых был перепрофилирован в ковидный госпиталь. В течение восьми лет я совершал в этом роддоме молебны, крестил детей, которые родились в тяжелом состоянии или раньше срока, был знаком со многими врачами. Одна из них — Ирина Васильевна Евграфова, акушер-гинеколог, заведующая отделением патологии беременных. Когда роддом стал ковидным госпиталем, она никуда не ушла, продолжила работать и заразилась коронавирусом. Я успел приехать и причастить ее, оставил ей свои Евангелие и крест. Через несколько дней ее не стало. За большой вклад в борьбу с COVID‑19 и самоотверженность, проявленную при исполнении профессионального долга, Ирина Васильевна была посмертно награждена орденом Пирогова.
— Вы помните, с каким чувством шли туда?
— Тогда это было страшно, было не совсем понятно, как себя вести и что делать. Об этой болезни было известно совсем немного, и думаю, больше всего как раз пугала эта неизвестность. У меня в анамнезе астма, а тогда много говорили о том, что это может стать серьезным осложнением. Сейчас все стало гораздо проще и понятнее.
Впоследствии я начал рассказывать о своих посещениях в социальных сетях, и номер моего телефона стал потихоньку «расходиться» — люди звонили, просили приехать, причастить кого-то из родственников. В семи-восьми больницах нашего города, где лежат больные с коронавирусной инфекцией, я точно был, но в основном посещал центральные — Городские клинические больницы № 1 им. Ю.Я. Гордеева и № 2 им. В.И. Разумовского.
— Когда стало понятно, что Ваш поход в «красную зону» — это не разовая акция, как Вы перебороли свой страх? И за свое здоровье, и за семью, в которой трое детей…
— Страх пропал после того, как полгода назад мы всей семьей переболели ковидом. У меня достаточно сильный иммунитет, и обычно, когда кто-то из домашних подхватывал вирусную инфекцию, дети болели, а я нет. А тут заболели все и сразу, но перенесли достаточно легко — у мальчишек симптомы сохранялись чуть больше суток, у нас с супругой немного подольше. Все это было похоже на обычную простуду — высокая температура, боли в мышцах, пневмонии ни у кого не было. Я видел, как может протекать эта болезнь, консультировался со знакомыми докторами. Мы сразу уехали в деревню, на чистый воздух. Важно было сохранить внутреннее спокойствие, отгородить себя от информации, эмоциональность и психоз выздоровлению никогда не помогают, только усугубляют ситуацию. Из последствий ковида у меня было только отсутствие некоторых запахов и бессонница.
— Зато посещать госпитали стало проще…
— Да, для этого теперь есть все возможности. Прошлой осенью, когда был всплеск заболеваемости — примерно с начала октября до середины ноября, я заходил в «красную зону» практически ежедневно: в один день могло быть и три больницы, не считая посещений тех, кто лечился на дому. Помимо меня «красные зоны» посещают еще несколько саратовских священников: клирик храма равноапостольной Марии Магдалины иерей Василий Куценко и настоятель храма святителя Луки Крымского, расположенного на территории Университетской клинической больницы №1 имени С.Р. Миротворцева, иерей Илия Козлов. В ноябре Синодальный отдел по благотворительности и социальному служению передал нам комплекты костюмов, средства индивидуальной защиты и все необходимое для совершения в больничных условиях таинств Соборования и Причастия.
— Как близкие восприняли то, что Вы посещаете «красную зону»?
— Мы обсуждали этот вопрос с супругой, она отнеслась спокойно — как к обычному пастырскому служению. Я ведь и раньше посещал различные больницы, в родильный дом мог поехать в любое время суток — это нормальная практика для священника. Конечно, мне пришлось подсократить контакты с друзьями и знакомыми. Я регулярно наблюдал за своим самочувствием: при первых признаках недомогания сразу же уходил на больничный, делал тесты. Здесь меры предосторожности должны быть серьезными и основательными. На исповеди в храме я всегда в маске, да и прихожане практически все в масках. Я не уверен, что моя болезнь была из «красной зоны». Один из знакомых врачей сказал, что «красная зона» — это последнее место, где можно случайно заразиться. В лифте, магазинах и поликлиниках шансов подцепить вирус не меньше, а то и больше, ведь далеко не все соблюдают меры предосторожности. «Красная зона» сейчас, по сути, везде.
— Вам удается пообщаться с пациентами «красной зоны»?
— Да, я всегда стараюсь уделить внимание как можно большему количеству людей. Хотя бы просто подойти, узнать, как самочувствие, пожелать здоровья — людям, которые долгое время находятся в больнице, это особенно нужно. Если человек открыт для общения, то рассказываю о таинствах, о том, для чего они необходимы, спрашиваю, хочет ли он причаститься. К сожалению, до сих пор у многих людей бытует стереотипное мышление из советских времен: если священник пришел в больницу, то точно к покойнику. Я даже когда из подъезда выхожу, иногда кто-то спрашивает: «А кто у нас умер?». Поэтому нужно объяснять, что священник — это не предвестник скорой смерти, а человек, который помогает выздоравливать душой и телом.
— Бывали случаи, когда Вы вновь общались с выздоровевшими уже после больницы?
— Да, недавно приходил мужчина, я причащал его вместе с женой в «красной зоне». Супруга скончалась, он выжил. Другой мужчина — я причащал его в реанимации — пришел в храм вернуть мне книгу. Это был мотивационный ход: он находился в тяжелом состоянии, и я дал ему книгу с просьбой по выздоровлении принести мне ее. Выздоровел — принес.
— Некоторые врачи говорят, что по больным сразу видно, будут они бороться или нет, и что если в человеке есть жажда жизни, он способен выбраться даже из самого безнадежного, казалось бы, состояния. У Вас такие мысли не возникали?
— Я уверен, что любого больного — даже самого тяжелого, даже того, кто смирился с уходом — нужно настраивать на хорошее. Вместе с отцом Василием Куценко мы приходили к инокине Марфе (Кузиной) — она уже была на ИВЛ, но мне не верилось совершенно, что она может умереть. Мы ее соборовали — в этот момент я явно чувствовал, что совершается таинство и что она уже готовится ко встрече со Христом. Я был лично знаком с матушкой, мне было горько, больно, но не было ощущения, что смерть внезапно забирает человека — это действительно была борьба воина Христова. На следующий день я успел ее причастить, и она отошла ко Господу.
В тот день, когда мы соборовали матушку, в другом отделении реанимации лежала женщина, мы решили подойти к ней, хотя и опасались, что она может испугаться. Но она обрадовалась, увидев нас — мы ее тоже соборовали, причастили, поговорили с ней немного. Мы молились о ее выздоровлении и чувствовали, что она молится вместе с нами. На следующее утро она умерла. Но все равно это была наша победа — на краю жизни и смерти не оставить человека в одиночестве.
— Какой главный урок Вам преподнесла пандемия?
— Господь нас не оставляет, Он всегда рядом, и в «красной зоне» это особенно сильно чувствуется. Сейчас не «самое темное время», а время, когда мы должны собраться и почувствовать, что единение — это выход из любого испытания.
Газета «Православная вера», № 02 (694), январь 2022 г.