В 2017 году на Воскресенском кладбище Саратова председателем общества «Возрождение» Евгением Леонидовичем Лебедевым были найдены две могилы — в одной ограде. Кресты и таблички давно проржавели, и надписи на одной не читались совсем, а на зеленом фоне другой виднелось имя некого иеродиакона Софрония восьмидесяти пяти лет.
.jpg "Саратовский Спасо-Преображенский мужской монастырь, 1891 г.")
Первоначально об этом иноке нам удалось установить только то, что с 1902 года он был насельником саратовского Спасо-Преображенского мужского монастыря. В июле 1918 года иеродиакону Софронию было пятьдесят лет — на тот момент он был самым возрастным иеродиаконом обители.
Известно, что временами отец Софроний покидал монастырь, будучи направляем в другие монашеские общины Саратовской епархии, предположительно для постановки хорового дела. Так, распоряжением Преосвященнейшего Палладия (Добронравова), епископа Саратовского и Царицынского, от 22 октября 1914 года (№ 5130) насельник Сердобской Алексеевской пустыни иеродиакон Софроний возвращен в саратовский Спасо-Преображенский монастырь. Спустя два с половиной года, 10 февраля 1917 года, Владыка Палладий включил упомянутого священноинока в число братии Петровского Николаевского монастыря, но вскоре, 6 сентября того же года, вновь возвратил его в Спасо-Преображенскую обитель.
К 1923 году отец Софроний служил в Свято-НиколоТихоновском скиту (ныне — Свято-Алексиевский женский монастырь Саратова), находящемся неподалеку от Спасо-Преображенского монастыря, и активно участвовал в полемике против появившихся тогда в Саратове обновленцев. Об этом свидетельствует содержание документа от 24 апреля 1923 года, когда состоялся допрос (более похожий на донос) обновленческого епископа Николая (Позднева). Последний сообщил, что к общемонастырскому собранию, которое отказалось повиноваться обновленцам, «присоединились еще иеромонах Сильвестр и иеродьякон Софроний, которые последнее время служили в скиту и таким образом никакого отношения к монастырю не имели». Результатом этого доноса стало следственное дело в отношении наиболее активных деятелей канонической Церкви в Спасо-Преображенском монастыре: иеромонаха Ионы (Васильченко) и иеромонаха Гермогена (Клюева) (впоследствии оба — игумены), иеродиакона Анатолия (Навозова) и других монахов, которых продержали в тюрьме до августа того же года.
Необходимо отметить, что в этот период в Саратовской епархии в связи с арестом правящего епископа Досифея (Протопопова) не было архиерея, в связи с чем в Никольской церкви скита состоялись две тайные хиротонии. 17 марта 1923 года архимандрит Николай (Парфёнов) был тайно хиротонисан во епископа Аткарского, а на следующий день, 18 марта, протоиерей Павел Соколов с принятием монашества с именем Петр был хиротонисан во епископа Сердобского. Хиротонию совершали специально для этого приехавшие в Саратов бывшие викарии Саратовской епархии — епископы Иов (Рогожин) и Варлаам (Пикалов). После поставления правящего архиерея, которым стал епископ Петр (Соколов), в течение 2–3 дней все саратовские священники и диаконы, за исключением нескольких ярых обновленцев, явились к нему с просьбой принять их в общение. Нет сомнений, что отец Софроний был участником этих исторических событий.
Дальнейшая судьба иеродиакона достоверно не известна. Вероятно, он был репрессирован, но документов, подтверждающих эту информацию, пока нет. Так или иначе, он вновь появился в Саратове после войны. Старейшая прихожанка саратовских храмов Римма Александровна Колотырина, которая в детстве общалась с монахинями Крестовоздвиженского женского монастыря, в своих воспоминаниях рассказывала, что после Великой Отечественной войны монахини и послушницы возвращались из ссылок и мест заключения — после закрытия монастыря многие были арестованы и осуждены.
— Помню другой случай, — както упомянула она. — Идем с базара, смотрим — отец Софроний, иеродиакон, милостыню собирает. Узнали его, стали по людям определять жить. Раньше люди набожные были, сразу видели, кто из заключения, и старались помочь.
О дальнейшей судьбе священноинока стало известно благодаря митрофорному протоиерею Василию Стрелкову, настоятелю Сретенского храма Саратова. Он сообщил мирское имя иеродиакона — Спиридон Иванович Обрушников — и год его рождения — 1867‑й, а также рассказал, что пять последних лет отец Софроний прожил в семье родителей его двоюродной сестры — монахини Павлы (в миру Галины Михайловны Лушниковой). Матушка Павла поведала следующее:
«В моей памяти остались только житийные рассказы об отце Софронии, которые наша мама, Евфросиния Ивановна Лушникова, часто рассказывала приходившим к нам гостям и родственникам.
Поскольку наш папа — Михаил Иванович Лушников — с двенадцати лет был круглым сиротой, он всегда скорбел, что не имел возможности покоить своих родителей. И вот, где-то в конце 1946 года, услышав о бедственном положении безродного 80‑летнего иеродиакона Софрония, он сразу же предложил маме взять его в нашу семью и покоить его как родного отца. Мамочка с радостью согласилась, тем более что очень любила монашествующих. На тот момент у них были две малые дочки. Жили они в Саратове на улице Вольской в подвальчике, затем переехали в другой частный дом по адресу: улица Рахова, 217. Папа выделил батюшке самый лучший уголок в домике, ухаживали как за ангелом!
Отец Софроний пять лет жил в Иерусалиме и до конца своих дней много рассказывал о Cвятой Земле. В те, советские, годы живое свидетельство об Иерусалиме было чем-то недосягаемым, сверхъестественным! И мама часто, со слезами, пересказывала нашим гостям уже после кончины отца Софрония, как он окунался в реку Иордан в том месте, где крестился Спаситель; как он поднимался на Голгофу, как был у Гроба Господня… Из Иерусалима у батюшки были кипарисовый крест и центральный фрагмент медного складня с иконой Божией Матери «Страстная», он хранил их в келье. На столике у него всегда лежала раскрытой большая книга на славянском — Псалтирь 1896 года издания. Мама говорила: как ни загляну — все время молился.
В 1950‑м году родилась я, третья дочка. К тому времени отцу Софронию ампутировали ногу — после гангрены. Мама ежедневно посещала его в больнице, папа тоже приходил в свободное от работы время — работал он кондитером на проспекте Кирова. И вот одна безбожница — женщина-врач — как-то заявила старцу: "Молодые супруги от тебя отказались — у них маленькие дети, и ты им не нужен!". Когда мама в очередной раз посетила его, она ужаснулась, увидев его рыдания. Спрашивает: "Что случилось?!". Он проговорил: "Врач сказала, что вы меня больше не возьмете, и куда мне идти, не знаю…". Мама воскликнула: "Что ты, миленький! Как жил, так и будешь жить у нас. Миша (т. е. папа наш) никому тебя не отдаст!". И, успокоив его, нашла ту злодейку и дала ей жару…
Периодически в дом приглашали священника, чтобы причастить отца Софрония. Кровать иеродиакона стояла под иконами, и с потолка спускалась лампадка. За несколько месяцев до его кончины, пригласив батюшку, мама взяла эту лампадку и поставила на столик у кровати, чтобы она горела перед Святыми Дарами. После ухода священника она вернула лампадку на свое место. Через какоето время зашла в келью отца Софрония и видит, что на том месте, где стояла лампадка, поднимается серенькая струйка дыма, как бывает от погашенной свечки, и опускается к лицу лежащего отца Софрония. Мама позвала отца, и он тоже стал свидетелем того, как на лицо отца Софрония опускался этот удивительный фимиам.
В 1952 году здоровье отца Софрония ухудшилось. В Великую Пятницу, 18 апреля 1952 года, когда мама поняла, что он отходит, она попросила двух старших дочек, чтобы они начали молиться за него в другой комнате. Девочки встали на коленочки и начали читать молитвы, а она сама встала у постели иеродиакона и беспрерывно, громко, наизусть стала читать Псалом 67‑й — "Да воскреснет Бог, и расточатся врази Еro…". Сколько времени это продолжалось, мама не помнила. В какой-то момент отец Софроний закрыл глаза… и всё — душа его перешла в блаженную вечность. Когда мама зашла в комнату к дочерям, то увидела, что они обе стояли на коленочках в земном поклоне и спали — наверное, все это продолжалось долго…
При жизни иеродиакон Софроний всегда говорил маме: "Нянюшка (так он называл нашу маму), я всегда буду молиться за вас с Мишенькой и за детей ваших". И мы все помним, как мама во время своих скорбей подходила к фотографии отца Софрония и с детской верой говорила ему: "Отец Софроний, миленький, обещал — помоги, помолись!.."».
Скончался отец Софроний в возрасте 85 лет, с ним в одной ограде похоронена одна из дочерей Лушниковых — 11‑летняя Нина, скончавшаяся через год, 27 апреля 1953 года, от заболевания кишечника. Матушка Павла по сей день бережно хранит кипарисовый крест, привезенный отцом Софронием из Иерусалима, — возможно, он являлся постригальным крестом монаха. Сохранился и фрагмент бронзового складня со Страстной иконой Божией Матери, перед которой молился отец Софроний.
Совсем недавно протоиерей Василий Стрелков установил на могиле иеродиакона ажурный металлический крест. Площадку замостили плиткой, прикрепили таблички с именами. На могиле по-прежнему лежат две дореволюционные плиты с захоронений инокинь Крестовоздвиженского женского монастыря — одну из них звали Стефания, имя второй пока прочесть не удалось. 21 октября отец Василий совершил на могиле заупокойную литию. Теперь память о монахе-подвижнике иеродиаконе Софронии не затеряется.
Газета «Православная вера», № 21, ноябрь 2020 г.