2 августа — годовщина кончины Епископа Вениамина (Милова) — подвижника ХХ века, исповедника веры, имя которого связано и с Саратовской землей.
Господи, сколько достойнейших имен мы не знаем, скольких подвижников благочестия всего лишь за искреннее «верую» втоптали в лагерную пыль? Тем ценней сокровища неоскудеваемые, оставленные нам. Перечитываю, открываю для себя «Святую науку смирения» — книгу о жизни и духовном наследии епископа Вениамина (Милова), выпущенную три года назад издательством Саратовской митрополии.
Книгу мне принесла подруга с напутствием «написать о нашем саратовском праведнике, чье имя знают даже молодые». Рассказала, как сама стояла на месте погребения Владыки в момент, когда земля уходила из-под ног, и как «батюшка в беде не оставил». И таких рассказов она слышала немало — с тех пор как ездит на Воскресенское кладбище, где он похоронен.
У одной женщины сын за употребление наркотиков попал в тюрьму. Тут она и молиться научилась, и дорогу нашла к могилке Владыки Вениамина — люди подсказали. И тот с дурной жизнью завязал: еще в колонии стал в храм ходить, вернулся другим человеком, женился, дети родились. От прежней жизни осталась в памяти матери лишь исступленная ее молитва: «Помоги же, Господи!».
Епископ Вениамин всего лишь около полугода возглавлял Саратовскую епархию. За это недолгое время он сумел снискать нелицемерную любовь своей паствы, которая была поражена кротостью и открытостью своего архипастыря, необыкновенной сосредоточенной молитвенностью архиерейских богослужений.
— Благодатный был Владыка. А как проповеди его утешали! — вспоминает старейшая прихожанка Духосошественского храма Саратова Римма Колотырина.— Когда он шел, мы снимали свои платки и постилали ему под ноги, такая была традиция.
Служил Владыка и 63 года назад, в канун дня памяти пророка Илии. Он скоропостижно скончался 2 августа 1955 года — на Ильин день. С именем этого святого в его жизни были связаны многие обстоятельства. Так, в Саратове он, еще до монашества, живя здесь в течение нескольких лет и работая в красноармейской канцелярии, часто ходил в Свято-Ильинский храм, а за шаг до епископства на Саратовской кафедре, за год до своей кончины, нес послушание настоятеля церкви во имя пророка Илии в городе Серпухове Московской области.
Мирянин Виктор Милов был пострижен в монашество в 1920 году в честь священномученика Вениамина Персидского. Так благословил его затворник саратовского Спасо-Преображенского монастыря иеромонах Николай, прозорливо увидевший, что рабу Божию, подошедшему благословиться, «высоко стоять». Затем состоялась и хиротония — в Москве, в Даниловом монастыре. После нескольких лет жизни в этой обители будущий архипастырь, уже в сане архимандрита, стал наместником московского Покровского монастыря. За годы служения там он не только приобрел известность как талантливый проповедник — он был истинным пастырем, и люди это чувствовали: некоторые духовные чада не оставили его до конца дней и оказывали ему помощь в самые трудные годы.
А судьба на долю батюшки выпала лагерная. В 1929 году по обвинению «в обучении на дому Закону Божьему детей» он был арестован и осужден на три года. Отбывал наказание на Соловках — в лагере особого назначения, расположенном в стенах известного монастыря на берегу Белого моря.
Духовный опыт испытаний отразил его «Дневник инока», впервые опубликованный только в 1999 году. «Я благодарю Бога… Господь научил меня — сибарита и любителя спокойной жизни — претерпевать тесноту, неудобства, бессонные ночи, холод, одиночество, показал степени человеческого страдания».
После освобождения батюшка служил сверхштатным священником с обязанностями псаломщика в Никитском храме Владимира. Писал в это время диссертацию, которую позже защитил в Московской Духовной Академии. И вновь — арест. После применения на допросах «запрещенных методов ведения следствия» архимандрит Вениамин признал себя виновным в участии в несуществующей антисоветской организации «нелегальных монашеских объединений» и был сослан на Север — на восемь лет.
Лагерь на реке Вымь, где он оказался, называли «гильотиной на хозрасчете» — зимой на лесоповале там вымерзали целые бригады вместе с конвоем. Из писем Владыки тех лет: «В сильные морозы все обязаны надевать входящие в зимнее обмундирование “лицевые маски” против обморожения. Маски с прорезями для глаз, носа и рта, сделанные из текстильных отходов, ярких ситцев, вафельной ткани и прочего тряпья. Из-за этих масок толпа зэков смахивает на фантастический страшный карнавал с какой-нибудь картины Босха».
В июне 1946 года архимандрит Вениамин был принят в число братии вновь открытой Троице-Сергиевой Лавры и зачислен преподавателем в Московскую духовную семинарию — учить будущих пастырей патрологии и другим богословским наукам. По воспоминаниям близко знавших его людей, в Загорск он прибыл очень истощенным, обремененным множеством болезней. Ему помогли обзавестись хоть какими-то вещами, ибо у него не было вообще ничего. Удивительно, как после стольких испытаний в человеке оставались силы для многих трудов на ниве Христовой! Его лекции в самиздатовских экземплярах ходили по рукам, он защитил диссертацию и написал несколько научных работ, регулярно служил в лаврских храмах, иногда регентовал, много исповедовал и неизменно проповедовал — его проповеди вошли в изданный Лаврой сборник «Крупицы слова Божия».
Будущий Владыка почитался как опытный духовник, и это послужило одной из причин его дальнейших испытаний. В 1949 году батюшка был снова арестован и помещен в Бутырскую тюрьму. На этот раз его выслали на поселение в Казахстан. Усталость, голод, болезни, нищета, отсутствие постоянного крова над головой стали его уделом на целых пять лет. Подвижнику было уже за шестьдесят, и переносить всё это было крайне тяжело. Больше всего его угнетало в казахстанской степи отсутствие служб. Он вынужден был работать сторожем, землемером, истопником, а в свободные часы был еще и писарем — составлял русско-казахский словарь.
Вот какие воспоминания приводит нынешний благочинный Балаковского округа Покровской епархии игумен Амвросий (Волков), который в начале восьмидесятых годов прошлого века служил диаконом в джамбульском храме (цитирую по статье коллеги-журналиста Д.Богачева): «Его там помнили. Во всех записках о упокоении было имя архимандрита Вениамина. Его поминали так, потому что немногие знали о том, что он стал архиереем. Позже отец Нил Рясенский объяснил всем эту ошибку. Он рассказывал, что архимандриту Вениамину в ссылке уполномоченный по делам религии не разрешал служить, и потому тот был псаломщиком. Но настоятели, отец Александр, а потом и отец Нил, взяли благословение, чтобы он проповеди говорил с амвона — Владыка Вениамин был человеком высокой духовности, образованным, и прихожане его очень любили».
Любили Владыку и саратовцы. Архиерейские службы были в храмах не только по праздникам, но и в будни. За каждой Литургией архипастырь обращался ко всем пришедшим с отеческим словом любви и назидания. Храмы были переполнены молящимися.
Не зарастает тропа народная к могиле Владыки и сейчас. Всегда многолюдно бывает на Воскресенском кладбище в день его памяти — 2 августа. Служится панихида, заупокойные литии. Вера в то, что епископ Вениамин — праведник, и сейчас стоит у Престола Божия и молится о всех нас, в народе не угасает.
— Помню, как хоронили Владыку: на лошадке его везли, и людская река текла по Саратову,— рассказывает очевидица тех лет бабушка Римма.— Еще десять ден я ходила с другими женщинами панихиду служить на кладбище, отец Михей благословлял. И могилочку ночью охраняли — боялись, как бы ее не сровняли с землей, не перезахоронили. Власти опасались излишнего почитания, а к Владыке народ уже тогда шел толпами, несмотря на запреты.