Иерей Михаил Ражкин родился 1 октября 1871 года в слободе Елань Аткарского уезда Саратовской губернии в мещанской семье.
О детстве его известно очень немногое, только то, что родители его были очень верующими людьми и сына своего воспитали в глубокой вере. Это искреннее и смиренное почитание Господа привело впоследствии Михаила к церковному служению.
Со временем семья Ражкиных перебралась в Астрахань, где и осталась на постоянное жительство. Посещая благолепные астраханские храмы, Михаил освоил церковное пение и чтение. Его стали приглашать на клирос, где на него обратил внимание астраханский епископ Сергий (Серафимов). 26 июня 1900 года владыка благословил Михаила Ражкина на должность псаломщика к Успенской церкви станицы Копановской Енотаевского уезда. Так началось 30-летнее служение в храме Михаила Ражкина, большая часть которого прошла в селах Енотаевского уезда.
12 июня 1903 году он был переведен на должность псаломщика в селе Пролейку Царевского уезда, где ему была объявлена благодарность за помощь в сборе пожертвований на устройство нового иконостаса в местном храме.
В 1904 году 22 июня он был переведен в Астрахань в Казанскую церковь, но в городе прослужил недолго.
В 1908 году он служит псаломщиком в слободе Владимировке (ныне г. Ахтубинск) Царевского уезда. А в 1910 году 18 сентября он по собственному желанию был переведен в село Никольское Енотаевского уезда, к местной Рождество-Богородицкой церкви. Здесь он прослужил до 1916 года, когда по болезни уволился за штат.
Выздоровев, он был назначен псаломщиком в село Харабали, к местной Троицкой церкви. В период революции и гражданской войны Харабали оказались в прифронтовой полосе. После нападения отряда белых на окрестности села, большевики расстреляли большое число заложников, в том числе и протоиерея Дмитрия Люстрова. Второго священника Иоанна Дубкова с псаломщиком Михаилом Ражкиным тоже выводили на расстрел, но в этом случае все закончилось только показным залпом.
Пережив близость смерти, Михаил еще более укрепился в вере.
В 1924 году его перевели в поселок Верхний Баскунчак, где он прослужил псаломщиком до 1930 года. Как в Харабалях, так и в Баскунчаке, Михаил Ражкин боролся с обновленчеством, смело обличал перешедшее к ним духовенство. В 1929 году на твердого и мужественного псаломщика обратил внимание Астраханский архиепископ Филипп (Ставицкий). Хотя Михаил Ражкин не имел духовного образования, владыка вызвал его в Астрахань, где подготовил к принятию священства. Рукополагал его уже епископ Андрей (Комаров) (архиепископ Филипп с сентября 1929 года был в заключении), который и направил новопосвященного иерея в село Косику Енотаевского района, в местную Донскую церковь.
Здесь долгое время служил иеромонах Милхиседек (Дроздов), из упраздненной Чуркинской пустыни, но в 1930 году он серьезно заболел, и служить уже не мог.
Тяжелое это было время. В самом разгаре была коллективизация. Новая волна гонений на церковь охватила край. Но о. Михаил, не боясь, проповедовал, призывал своих прихожан чаще ходить в церковь, укрепляться в вере. Обличал зачастивших в нардом (т. е. в клуб) на гулянки. Встречая молодежь на улице, вел беседы о Боге и о душе. О последнем писалось в справке, направленной Косикинским сельсоветом в органы ОГПУ: «Ражкин Михаил Степанович… священник Косикинской церкви, за пребывание им в с. Косике замечен в антисоветских выступлениях, особенно ярко вырисовывались его выступления в церкви во время чтения проповеди в первые дни его прибытия в с. Косику. Он призывал верующих молодежь не посещать народный дом, и тот, кто будет посещать его, тот должен оставить храм Божий, и т. п. Частенько замечен вращающимся в группах женщин на улицах, по вечерам проповедуя слово Божие, в разговорах вел борьбу с культурной работой… в целом, — элемент антисоветский, требующий немедленного изолирования от трудящейся массы».
Конечно в этой справке много прямой лжи, но проповеди о. Михаила, действительно, были очень смелы. Советские «культурные» заведения он прямо называл причиной соблазнов. Сами прихожане просили его: «Вы уж, батюшка, потише». Но он не молчал. «Молчанием предается Бог», — были его любимыми слова.
Вместе с семьей о. Михаил жил впроголодь, при том, что приход обложили огромным налогом. Это даже заставило его написать прошение владыке Андрею (Комарову) с просьбой перевести его на другой приход: «в селе Косики вследствие малого населения (всего 220 дворов) весьма трудно прожить семейному священнику, тем более по случаю малого урожая (фактически голода). Сами прихожане удивлены, что я решился приехать со своей семьей и со своим имуществом в Косику, зная свою малосеющность и свои насущные недостачи в домашнем хозяйстве, они при всей своей готовности и любви к пастырю, помочь нам не могут, так как хлебные пайки не выдают, а на урожай надежды совершенно мало; а я вследствие плохих доходов, на стороне купить хлеба не могу, по дороговизне. И посему в Косике пасторские обязанности может исполнять монашествующее лицо или же вдовствующий священник». Но владыко не смог найти замену о. Михаилу.
Неуплата налога грозила изгнанием о. Михаила из Косики и закрытием местного храма. Тогда о. Михаил обратился за помощью к прихожанам. Вот как он показывал об этом впоследствии на следствии: «3 ноября (1930 года) Енотаевским РАО было разрешено Косикинской церковной общине провести собрание, каковое было проведено 2/XI сего года… на этом собрании я говорил, что если желаете, чтобы у Вас была служба, то внесите деньги для уплаты в Госстрахкассу».
Прихожане с готовностью откликнулись на этот призыв священника, и решили пожертвовать, кто сколько может. Местный храм был спасен от закрытия, что вызвало раздражение со стороны сельсовета. Вот как писалось об этих действиях о. Михаила: «незаконно провел собрание верующих по вопросам самообложения в уплату за него сельсовету исключительного за него самообложения».
Позже в стремлении очернить священника писалось, что о. Михаил повелел собрать по 3 рубля с каждого двора, а всех «кто не понесет, отлучит от церкви». Но клевета не могла заслонить главного - храм действовал, о. Михаил оставался в Косике и продолжал проповедовать. Это и вызывало ненависть богоборцев.
В ноябре 1930 года в с. Косике было заведено дело против группы местных крестьян (все они бывшие казаки): Старцева Андрея Григорьевича, Шереметьева Никиты Михайловича, Старцева Андрея Григорьевича, Старцева Петра Семеновича и Чертихина Петра Степановича. Все они обвинялись в утайке хлебных излишков и антисоветской агитации, а, по сути, в создании контрреволюционной организации, ставившей своей целью срыв коллективизации.
Все они были верующими людьми, часто посещали церковь, были в хороших отношениях с о. Михаилом Ражкиным. Все это дало возможность следователям ОГПУ обвинить о. Михаила в связи с «контрреволюционерами» и антисоветской агитации. Следствие стало собирать показания свидетелей, которые, во многом повторяясь, сообщили следующее: «Вышеуказанные граждане (т. е. проходящие по делу) связанны между собой, частенько собираются в коридоре дома Шереметьева, где беседуют о срыве мероприятий, бывают в дому Старцева, куда ходит и поп Ражкин, через которого они проводят антисоветскую работу»; «Ражкин Михаил… ведет а/с работу в церкви во время службы, в проповедях говорил: «я послужу у вас с годок, поправлю народ, а то они стали забывать церковь, ходят в нардом, нужно, прежде всего, забыть нардом, а не церковь. Я ничего не боюсь. Куда бы меня ни сошлют, везде солнышко светит. Я уже был арестован за агитацию, но не боюсь»; «поп, в свою очередь, в проповедях говорит верующим, что, - вот вы помогаете советской власти, несете им хлеба, денег, а для чего все это. Они говорят, что строим заводы, всего у нас много, а сами все больше и больше дерут с мужика, не нужно им давать ничего.
Пусть требуют. Ничего не будет, потаскают немного и перестанут. Как меня забирали несколько раз в ОГПУ, но я все равно настаиваю на своем…»; «поп Ражкин Михаил, который, в свою очередь, в церкви во время проповеди говорит: «вот, народ перестал ходить в церковь, а больше ходит в нардом, слушают коммунистов, которые давят народ, тащат все с крестьян: мясо, хлеб и деньги; а я вот послужу у вас с годок и поправлю все дела, надо меньше ходить в нардом, а в церковь, и мне помогать»;
«Поп Ражкин Михаил… ведет а/с агитацию в церкви среди прихожан, в проповедях говорит, примерно 13-15/VIII сего года во время обедни, он говорил: «православные, скажите своим мужьям, братьям, женам и сестрам, чтобы они, в конце концов, покаялись. Неужели у них нет сочувствия, видят, что смерть наносят, и через это народ гибнет, раскулачивают и расстреливают, поэтому и народ перестал ходить в церковь, для того, чтобы этого не было, - нужно больше молиться». «Поп Ражкин… ведет а/с работу в церкви, в проповедях говорит: «вот, граждане, я приехал к вам для того, чтобы исправить народ, а то перестали ходить в церковь, а больше ходят в нардом, надо больше ходить в церковь, а в нардом не ходите, кто будет ходить в нардом, тех не буду пускать в церковь. Давайте помолимся Богу, может быть, он простит нам за наши грехи, а то стали раскулачивать и расстреливать хороших людей, это ведь наказание Бог посылает»; «поп Ражкин Михаил … вел среди верующих агитацию, в церкви во время проповеди говорил: «что, вот, я приехал к вам послужить с годок, наставлю всех на путь истинный, я ничего не боюсь, потому что меня уже сажали за то, что я верующих наставлял на путь истинный. Я ничего не боюсь, пусть куда хотят сажают и ссылают»; «на улице среди собравшейся молодежи говорил: «почему вы не ходите в церковь, а в нардом ходите, не надо ходить в нардом, там вам затемняют головы, смеются над Богом, а ходите в церковь, если я замечу, будете ходить в нардом, то не буду вас венчать, и буду гонять из церкви»; «в одной из проповедей он сказал, что не надо пускать в церковь, кого исключили из партии и комсомола, - это шпионы». В этих хоть и явно недоброжелательных показаниях, четко вырисовывался облик о. Михаила: смелого, твердого обличителя неправды, ревнителя церкви Христовой.
Но этими показаниями дело не закончилось. Сбор средств на уплату налога, как средство спасения местного храма, вызвал наибольший интерес у следствия, как акция явно антисоветского характера. От свидетелей требовали и соответствующих показаний. Вот где уже разошлось воображение.
Читая эти показания, только диву даешься представленному в них вымыслу: «Поп Ражкин… в проповедях говорит, что вот вы несете правительству налог деньгами и хлебом, а правительство вам не помогает, вы бы лучше дали батюшке по фунтику, и то был бы сыт, а правительство не накормишь. И вот надо мне нести денег, - налог уплатить, а то, сами знаете, денег у меня нет, а кто не будет помогать батюшке, того в церковь пускать не буду, и нужно слушать и почитать почетных людей, как Шереметьев (один из обвиненных) и другие, они помогают мне, и я молюсь за них»; «поп в свою очередь говорит в церкви… вот, граждане, правительство проводит хлебозаготовки, - и для кого, для этих коммунистов, которые грабят вас, и вы им несете пудами, и налог платите… вот на меня наложили налогу, а где я буду брать денег, сами знаете. Давайте, платите за меня, кто хочет, - помогайте батюшке. Запишитесь, а потом разложим по душам, рубля по три, а кто не будет мне давать денег, того не буду пускать в церковь»; «в начале ноября месяца он (т.е. о. Михаил) после службы без ведома с/совета устроил собрание верующих, где провели самообложение среди них для сбора денег ему на уплату, и уже собрано около двести рублей, каковые находятся у б/монаха Галкина Сергея Андреевича».
Да, конечно, обвиняли о. Михаила что он пугал верующих, требовал с них денег и тому подобное, но что оставалось следствию: только собирать сплетни или придумывать их самим.
Отец Михаил был арестован 15 ноября 1930 года.
На допросе он показал: «Проповеди я говорил каждое воскресенье, о том, что нужно ходить в церковь, больше молиться Богу, Господь простит ваши грехи и подаст вам все. В конце августа или в начале сентября месяца я встретил на улице молодежь, которым говорил, чтобы они ходили в церковь, молились Богу. По окончании службы я спрашивал о том, у кого есть крест или нет, если нет, то нужно его приобрести в церкви у ктитора, Чертихина П. С.
Старцева В.С., Шереметьева И.М. я до моего ареста не знал, и никогда нигде с ними не встречался, кроме того, как только с обходом с крестом, и никогда не разговаривал».
В общем, показания о. Михаила подтверждались показаниями и других обвиняемых. Видели они его только в храме. Слышали его проповеди. Так, Чертихин П. С. подтвердил, что слышал в церкви проповедь о. Михаила, где тот говорил, что «нужно больше ходить в церковь, молиться Богу, а то Он вас наказывает за ваши грехи, поэтому у вас нет урожая на хлеб и сено». То же самое подтверждал и Старцев П.С.
Сам о. Михаил отверг обвинение в антисоветской агитации, признав себя лишь виновным: «в распространении проповедей и разговоре с молодежью на улице», т. е. в проповеди веры Христовой.
Он действительно не боялся пострадать за Христа, открыто признавая, что проповедовал слово Божие.
Для следователей это уже само по себе было антисоветской деятельностью. Заканчивая следствие, они писали в обвинительном заключении: «проводимые партией и сов. правительством в период 1930 года хозяйственно-политические кампании, как-то: коллективизация сельского хозяйства, хлебозаготовки и сенозаготовки, в частности по селу Косике Енотаевского района НВК (Нижне-Волжского края), по поступившим материалам в б/АОО ОГПУ - встретили бешенное сопротивление со стороны зажиточной части населения, первоначально предложенных к раскулачиванию и середняков б/активных белобандитов, спекулянтов сеном и скотом, подкулачников во главе с местным попом-лишенцем Ражкиным Михаилом Степановичем, каковые объединившись в к/р тесную группировку ожесточенно противодействовали проведению в жизнь указанных выше мероприятий, путем организованного проведения к/р агитации, пропаганды и распространения различных провокационных слухов среди беднейшего крестьянского населения... к/р группировка, руководимая и вдохновляемая попом для обсуждения плана к/р агитации в селе собиралась на квартирах, а затем, его реализуя использовали для этой цели общественные сборища кр-н около помещения сельских учреждений обще-гражданские собрания, поп же Ражкин регулярно среди верующих произносил в церкви к/р характера проповеди, стараясь завоевать на свою сторону большое количество верующих до фанатизма крестьян».
Таким образом, о. Михаил Ражкин был объявлен главой «контрреволюционной организации».
3 февраля 1931 года постановлением тройки ОГПУ по Нижне-Волжскому краю он был осужден на заключение в концлагерь, сроком на 5 лет.
Где о. Михаил отбывал срок своего заключения, пока точно определить не удалось.
Вернулся он в 1936 году, остановившись в селе Никольском Енотаевского района. Местная Рождество-Богородицкая церковь была захвачена обновленцами, а православные служили в часовне. При ней в сторожке и поселился о. Михаил.
По воспоминаниям местной прихожанки Елизаветы Ивановны Власовой (которой исполнилось 93 года), о. Михаил, живя в Никольском, совершал требы: крестил, отпевал. Годы заключения ничуть не изменили его. Все такой же быстрый, напористый, бесстрашный. Говорил, не боясь. Несколько раз его забирали и здесь, но, продержав несколько дней, отпускали.
В конце концов, о. Михаилу пришлось перебраться в Астрахань, где его супруга снимала квартиру. Случилось это в феврале 1937 года. Но в Астрахани служить ему не пришлось. Почти все православные храмы были закрыты. Большое число духовенства, оставшегося безприходным, прибилась к Покровскому собору. Этот храм стал посещать и о. Михаил. Временами он помогал на клиросе, имея хорошо поставленный голос, но большую часть времени проводил на паперти, среди нищих. По сути, ему приходилось питаться подаянием, так как другого дохода не было. Но и это не смущало о. Михаила. Он уже привык к лишениям, довольствуясь малым. И хотя повсюду царил страх, по стране катилась новая волна гонений против Церкви, он по-прежнему бесстрашно проповедовал веру и обличал беззаконников.
В местном отделении НКВД быстро обратили внимание на о. Михаила и установили за ним агентурное наблюдение.
Так один из агентов писал: «28.10 (1937) Ражкин М.С. в беседе по поводу октябрьских праздников на клиросе говорил: «кто их празднику рад? Молодежь да сами партийцы. Они пойдут, целый день, целый день шляться со своими богами (плакатами, портретами вождей), дьявола почитать. Особенно когда увижу портрет Сталина, так мне представляется картина из Библии «евреи сделали себе в пустыни золотого идола и сказали: «Вот Бог наш». Так и здесь — выставят везде портрет Сталина и говорят — вот бог наш».
В начале 1938 года следователи НКВД стали составлять дело на о. Михаила Ражкина. Фабриковались свидетельские показания, поражающие дикостью и однообразием. Свидетели, видимо, из страха подписывали то, что говорилось от их лица.
Вот образчик этого чекистского мифотворчества: «Ражкин Михаил Степанович, будучи враждебно настроенным к ВКП(б) и Советской власти, в моем присутствии 3/Х-1937 года проводил контрреволюционную клевету на мероприятия партии и правительства, на Сталинскую Конституцию, якобы в Советском Союзе свобода слова, собрания, печати и т.д. имеется только на бумаге. На самом же деле народы Советского государства якобы находятся под гнетом, и кабалой, и насилием. Ражкин, делая вывод из сказанного им, предсказывал скорую гибель Советской власти и коммунистической партии».
«Будучи враждебно настроенным по отношению к ВКП(б) и Советской власти, Ражкин систематически, на протяжении 1937 года, проводил антисоветскую агитацию, направленную против мероприятий партии и правительства среди прихожан Покровской церкви, распространял клеветнические слухи о Советской власти: якобы Советская власть притесняет религию и необоснованно расправляется со служителями религиозного культа, якобы страна Советская доведена властью до разрухи, чего, мол, при царском строе не было».
«Ражкин Михаил Степанович будучи враждебно настроенным по отношению к ВКП(б) и Советской власти, в 1937 году в разговоре со мной по части расстрела врагов народа Тухачевского и других, возбуждая во мне чувство жалости к этим врагам народа и чувство ненависти к Советскому правительству, по случаю их расстрела, якобы неправильного и незаслуженного ими, восхвалял этих врагов народа, отзывался о них, как о лучших людях нашей страны».
22 января 1938 года о. Михаил Ражкин был арестован на своей квартире по улице Бакунина, 56.
Никаких личных вещей у него не было обнаружено, кроме удостоверения (вместо паспорта), выданного 27 февраля 1938 года Астраханским отделением НКВД.
На допросе, проведенном 8 февраля о. Михаил полностью отрицал возводимые на него обвинения. Также и на очной ставке, произведенной с одним из свидетелей, он не признал его показания подлинными.
Несмотря на это, в обвинительном заключении утверждалось: «вел активную антисоветскую деятельность».
13 февраля 1938 года постановлением тройки НКВД по Сталинградской области о. Михаил Ражкин был приговорен к расстрелу.
Приговор был приведен в исполнение 8 марта в 18 часов. Место его захоронения неизвестно.
20-21 апреля 2005 года в Москве под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II состоялось заседание Священного Синода Русской Православной Церкви, на котором, после доклада Председателя Синодальной Комиссии по канонизации святых митрополита Крутицкого и Коломненского Ювеналия, было решено включить в Собор новомучеников и исповедников Российских XX века имя представленного Астраханской епархией священномученика иерея Михаила Ражкина.
При подготовке материала были использованы:
- Игумен Иосиф (Марьян). Святые и подвижники благочестия земли Астраханской. // Электронная публикация на сайте Успенского кафедрального собора г. Астрахани.