Поездка на Вологодчину подарила мне немало особенных, незабываемых минут, немало чудесных встреч, и едва ли не каждая встреча была связана с теми или иными святыми. Их так много, этих светочей русского Севера, этих молитвенников всей Руси, что кажется — каждая пядь этой земли освящена чьей-то высокой, смиренной молитвой. Разными путями шли эти святые ко Христу, были среди них и бояре, и крестьяне, и поповичи, но одна из житийных историй, отличная от других, оказалась для меня особенно важной. Постараюсь объяснить, почему.
Спасо-Прилуцкий Димитриев мужской монастырь в Вологде. Минувший сентябрь. Еще тепло, еще радует всеми своими оттенками монастырский цветник, и лишь первые листья загорелись на могучих деревьях.
Объявление: «Верхний храм закрыт, молебен в нижнем».
Спускаюсь в подклеть Спасского собора монастыря. Низкие своды, потрескивание свечей. Большая рака со святыми мощами основателя обители — преподобного Димитрия Прилуцкого. И еще два надгробия следом за нею — кто здесь лежит, мне пока неизвестно. «Преподобный Игнатий и его брат, тоже Димитрий», — поясняет женщина из свечной лавки. Игнатий Прилуцкий, стало быть, — я только имя слышала, надо будет потом про него почитать. Наверное, здешний насельник, подвижник, аскет, как большинство вологодских святых…
Вернувшись из монастыря, захожу в Интернет, читаю житие преподобного Игнатия Прилуцкого… и долго не могу отойти от потрясения.
* * *
Каждый из нас чем-то богат, а чем-то беден или совсем обделен. У кого-то, скажем, есть личное счастье, крепкая надежная семья, а у кого-то ее нет. Кто-то здоров и крепок, а кто-то инвалид. Кто-то нашел себя в профессии, в творческой или научной деятельности, а кому-то это не удалось… Но каждому человеку притом необходимо чувство Божией любви, доброго Промысла, заботы Господней о нем, беззащитном и бренном. И счастлив человек, у которого не было повода обратить к Богу вопль, схожий с воплями Иова:
— Почему же, Господи, в моей жизни — вот так? Почему Ты не дал мне счастья, здоровья, той радости, которой радуются другие, для чего Ты так меня обделил — если Ты и в самом деле меня любишь? Чем я хуже других Твоих детей, Отче?.. Чем я так провинился перед Тобой?
Это кризис личного доверия — состояние, которое трудно преодолеть и которое нельзя просто терпеть — иначе оно приведет к хроническому унынию и духовному бессилию. Из этого кризиса надо выйти. Именно поэтому — вернемся к святому, с которым я встретилась в вологодском монастыре.
* * *
История схимонаха Игнатия, захороненного в мае 1522 года в ногах преподобного Димитрия Прилуцкого, — одна из самых страшных историй позднего русского Средневековья. Я назвала бы ее не только страшной, но и мрачной — если бы этот смертно гнетущий мрак не был уже пронизан лучами света, рассеян и изгнан. Какой ценой? Той единственной, которой и совершаются на земле чудеса, — ценой подвига.
Святой Игнатий, в миру — княжич Иван Андреевич, был внуком великого московского князя Василия Темного, сыном удельного углицкого князя Андрея Васильевича, прозванного Большим. Московский князь Иоанн III, сын Василия Темного, — его родной дядя. Княжич Иоанн родился в 1477 или 1478 году, его восприемником от купели стал сын приближенного отцу боярина — инок Паисий, сегодня Церковь почитает его как преподобного Паисия Угличского. Иоанн оказался третьим ребенком в семье, у него было две старших сестры, а потом еще родился младший брат Димитрий — будущий сомученик. Родители, князь Андрей и княгиня Елена Романовна, отличались благочестием, эпоха правления Андрея Большого стала эпохой расцвета Углича. Князь выстроил Покровский Угличский монастырь, игуменом которого стал уже упомянутый здесь святой Паисий. Посетить эту обитель сегодня мы, к сожалению, не можем: она была затоплена при строительстве Угличской ГЭС.
Конец XV и начало XVI века — это эпоха, когда Русь не стала еще Россией, централизация Русского государства не была завершена, лава не застыла, она клокотала — землю, освященную подвигом стольких святых, сотрясали княжеские междоусобицы. Русские воины беспощадно рубили русских. Родные и двоюродные братья, дяди и племянники княжеской крови становились смертными врагами, а подчас и палачами, и тюремщиками друг для друга. Старший брат Андрея Большого великий московский князь Иван Васильевич (кстати, это он первым получил прозвание Иван Грозный, потом оно перешло на внука) не без оснований подозревал младшего — одного из самых ярких русских правителей того времени — в неверности, в непокорности, в тайном желании занять не удельный, а главный московский стол. В 1491 году он обманом заманил брата в Москву и арестовал, а затем были арестованы и «сыны Ондреевы», старшему из которых, Ивану (тогда еще не Игнатию), было 13 лет, а младшему, по разным версиям, от семи до двенадцати. Средневековье не воспринимало детство так, как воспринимаем его мы: ребенок в ту эпоху не имел отдельного детского статуса и права на защиту, он был просто не выросшим еще взрослым. Духовный отец обоих братьев игумен Паисий принял монашеский постриг в 11 лет. Углицкие княжичи в близком к тому возрасте вступили на путь христианского мученичества.
Вся вина этих мальчиков состояла лишь в том, что они были детьми своего отца, и именно сыновьями, то есть потенциальными наследниками власти (дочерей князя Андрея оставили на свободе, лишив, правда, всех их владений). Летописные источники тех лет сообщают, что на «сынов Ондреевых» были «наложены железа», то есть они были закованы в цепи. И вот так, в оковах, в темнице, сначала в Переславле, потом на Белом озере, потом в Вологде, Иван-Игнатий провел 32 года, а Димитрий, младший брат, — полвека. Увидеть небо над головой, вдохнуть вольный воздух, просто пройтись по земле и умыться из реки не суждено было ни младшему, ни старшему. Димитрий на шестидесятом (примерно) году жизни получил лишь свободу от цепей, то есть возможность умереть без них.
Преподобный Паисий неустанно молился за узников и по мере возможности передавал им в тюрьму что-то необходимое. Но в целом их жизнь была, конечно, непрерывной пыткой. Их отец, князь Андрей, также скончался в московской тюрьме, под пятой родного брата; мать умерла раньше описываемых событий. Одиночество, бесправие, отсутствие нормального воздуха, тяжесть оков, скверная пища, грубость охраны… и молитва, молитва, молитва. Только она и спасала. Только она раздвигала тюремные своды, открывая Небо. Источники сообщают, что старший брат заботился о младшем, постоянно утешая его и подбадривая. В различных версиях жития братьев-княжичей приводятся их диалоги, в достоверности которых мы, конечно, уверены быть не можем — это хотя и духовная, но все же литература. Однако достоверно другое. На сорок пятом году жизни, чувствуя приближение смерти, Иван упросил своих тюремщиков пригласить к нему прилуцкого игумена Мисаила и принял схиму с именем Игнатий. Игумен ли тому причиной или нечто другое, но слава о смирении и благочестии княжича-узника вышла за стены его вологодской темницы. «Лишь только разнеслась весть о блаженной его кончине, — пишет агиограф вологодских святых архимандрит Иоанн (Верюжский), — все жители города от мала до велика собрались к дверям темницы, желая видеть, целовать тело страдальца и отдать ему последний долг — проводить до могилы». И сразу же от тела схимонаха Игнатия, а затем от его могилы начали происходить исцеления. «Некто Михаил из Прилуцкого села был одержим смертной болезнью и уже отчаялся в выздоровлении; услышав о погребении в монастыре благоверного князя, он велел нести себя в монастырь; в это время пели уже последнюю панихиду над усопшим, и лишь только больной прикоснулся к его гробу, тотчас же стал здоров, как будто не был болен» — это лишь один из примеров, приводимых архимандритом Иоанном. В середине XVI века насельник Димитриевой обители монах Лонгин составил первое житие преподобного Игнатия со списком его чудес. На севере его почитание росло еще до официальной канонизации. Точная дата прославления преподобного Игнатия неизвестна, но в начале XVII столетия служба ему уже совершалась и на Вологодчине, и в московских соборах.
* * *
Не только наше личное несчастье может заставить нас задавать Богу отчаянные вопросы, но и все то зло, беззаконие, несправедливость, все те страшные проявления жестокости, которые творились и творятся на земле. «Господи, если Ты есть, если Ты, как написано апостолом, есть Любовь — почему же все это происходит с людьми?»
Да, это кризис, из которого не выведут никакие объяснения, никакие богословские выкладки. Спасти от уныния, от утраты веры может другое — живой личный опыт людей, сохранивших смирение и доверие к Богу в условиях земного ада. Бог входит в земной ад и побеждает его — посредством человека, совершенно Ему предавшегося. Бог переплавляет великое страдание в великое чудо: человек, похороненный заживо, лишенный всего, чем, кажется, можно жить, сам становится источником жизни; через него действует благодать Духа, через него Христос-Победитель обращается к другим людям и говорит им о Себе: и свет во тьме светит, и тьма не объяла его (Ин. 1, 5). Вот это осознание и оказалось для меня самым важным.
Газета «Православная вера», № 10 (738), октябрь 2024 г.