Информационно-аналитический портал Саратовской митрополии
 
Найти
12+

+7 960 346 31 04

info-sar@mail.ru

Епископ Лонгин: «Россия не до конца разобралась со своей историей»
Просмотров: 4748     Комментариев: 0

«Саратовский расклад» беседует с Епископом Саратовским и Вольским Лонгином

 

Когда-то Саратовской епархией в течение многих лет управлял Владыка Пимен. Что лично Вы вкладываете в понятие «Пименовские чтения»? Имеют ли они особую просветительскую функцию?

Епископ Саратовский и Вольский Лонгин― Мое знакомство с Владыкой Пименом было очень кратким, можно сказать, «шапочным». Я видел его несколько раз в своей церковной молодости, когда был послушником, затем монахом в Троице-Сергиевой Лавре. В частности, мне очень хорошо запомнилось его выступление на Поместном Соборе Русской Православной Церкви в 1988 году, посвященном празднованию тысячелетия Крещения Руси. Это было одно из первых церковных собраний, на котором уже чувствовался свежий ветер перемен в церковно-государственных отношениях, оно было достаточно свободным, говорились многие вещи, о которых раньше говорить было не принято. Выступление Владыки Пимена было очень эмоциональным, очень ярким. Оно было посвящено его взаимоотношениям с уполномоченным Совета по делам религий по Саратовской области И.П. Бельским. Последние годы жизни Владыки были просто отравлены борьбой этого человека с Церковью. На Соборе очень живо, размахивая руками, Владыка передал свой последний диалог с Бельским. Он просил уполномоченного вернуть Церкви саратовский храм Покрова Божией Матери. Этот прекрасный храм был почти разрушен, наверху, вместо куполов, росла береза. Бельский ответил, что лучше возьмет пушку, наведет и своими руками расстреляет этот храм, чтобы от него вообще ничего не осталось…

В то время я был в числе лиц, помогавших в организационной работе Собора. Мне запомнилось это выступление, но мне и в голову не могло прийти, что я буду служить в Саратове, в этом Покровском храме, буду заниматься его ремонтом, реконструкцией.

Владыка Пимен очень много сделал для восстановления церковной жизни в епархии. Можно только представить, каких трудов ему это стоило на рубеже 1980-90-х годов, тем более, что сам он был уже немощным, больным человеком. Советская власть пресекала всеми возможными способами какое бы то ни было участие молодежи в церковной жизни. А когда произошло «потепление» в отношении государства к Церкви и стало возможным открытие храмов, возник небывалый «кадровый голод». Практически ежедневно в епархиальном управлении появлялись ходоки из разных мест, с просьбой открыть храм и прислать священника. Естественно, священников не хватало. Подготовка священников ― это «штучное производство», достаточно долгое, сложное. Поэтому последние годы жизни Владыки ― это борьба за открытие духовной семинарии в Саратове, за возвращение Архиерейского дома, в котором впоследствии разместилась семинария, за возрождение тех храмов, которые сохранились, но были закрыты: Покровской, Серафимовской, Казанской церквей, открытие Никольского мужского и Свято-Алексиевского женского монастырей. Все это, конечно, сказалось на его здоровье, ведь по человеческим рассуждениям, он мог еще долго жить и работать.

Вообще, для архиерея в советские годы прослужить 29 лет на одном месте было делом почти немыслимым. Совет по делам религий старался долго не оставлять на одном месте архиереев, так же, как и приходских священников. Но каким-то чудесным образом Господь устроил так, что Владыке было суждено пробыть здесь долгое время, и он общался со множеством людей ― и с самыми простыми верующими прихожанами, и со многими людьми искусства, науки и культуры. Конечно же, это неформальное общение давало свои результаты, и они оказались важны для будущего, особенно для сегодняшнего дня. Думаю, что роль Владыки Пимена в ХХ столетии в истории Саратовской епархии и, если шире, Саратовской области, очень значительна и будет еще оценена по достоинству.

Что касается «Пименовских чтений», то это целый комплекс мероприятий. Конференция, которая проводится ежегодно и привлекает множество участников, обычно посвящена образованию, взаимоотношениям Церкви и науки, Церкви и высшей школы. На будущий год, если Бог благословит, мы хотим сделать акцент на культурную составляющую диалога Церкви и общества. Я думаю, это хорошая возможность для встреч и взаимной работы в одном направлении. Потому что и у общества, и у Церкви во многом схожие цели и задачи. Совсем неверующих людей не бывает на наших мероприятиях. Безусловно, для нас особенно важна просветительская функция чтений, возможность рассказать людям нецерковным о современной жизни Церкви. И важно не терять контакта с тем обществом, в котором мы живем, чтобы не начать смотреть друг на друга исподлобья из разных окопов, чтобы не превратиться в антагонистов. Нужно встречаться, разговаривать... Думаю, что «Пименовские чтения» эту задачу выполняют.

― Владыка, известно, что Вы на днях вернулись из Цхинвали. Это был Ваш официальный визит в ранге члена Общественной палаты РФ или частная миссия? Как Вы можете охарактеризовать политическую обстановку в этом регионе? Изменилось ли настроение людей со времени недавнего грузино-осетинского военного конфликта?

― Дело в том, что сразу после событий, произошедших в Южной Осетии, Русская Православная Церковь объявила сбор гуманитарной помощи для пострадавших. Была образована специальная церковная комиссия, которую возглавили Митрополит Воронежский и Борисоглебский Сергий, Архиепископ Ставропольский и Северо-Кавказский Феофан, и я. Эта комиссия была создана по благословению Святейшего Патриарха, во всех епархиях был проведен сбор пожертвований ― около 30 миллионов рублей. На эти деньги комиссией неоднократно оказывалась самая разнообразная гуманитарная помощь пострадавшим жителям: доставка предметов первой необходимости, покупка квартир и восстановление жилья для ряда семей. И, наконец, последняя акция, которая была проведена совсем недавно, и ради которой я и выезжал в Цхинвали ― Русская Православная Церковь передала Южной Осетии 19 автомобилей скорой помощи и 4 реанимационных автомобиля. Это вклад Церкви в общее дело помощи пострадавшим, и мы, три архиерея, члены комиссии, присутствовали при передаче.

В Цхинвали сейчас достаточно спокойная атмосфера. Часто можно увидеть надписи: «Спасибо, Россия!». Люди нас благодарили, собралась масса людей, которые были искренне благодарны, и выражали эту благодарность как могли. В республике сейчас проводится огромная работа: делаются дороги, восстанавливается жилье. Мне кажется, то, что случилось тогда, не должно повториться. А главное ― люди ощущают себя защищенными Россией. Это видно, об этом много говорят, может быть, даже есть некая бравада. Конечно, это не самое хорошее чувство, но это действительно так.

― Каковы нынешние приоритеты в деятельности Общественной палаты? Прибавилось ли вопросов для обсуждения после избрания нового Президента РФ?

― Так сложилось, что за то время, пока я являюсь членом Общественной палаты, нашей основной задачей был мониторинг законодательных проектов Государственной Думы. Сейчас права Общественной палаты в этом направлении значительно расширены. Раньше не было обязательным внесение законопроекта на рассмотрение Общественной палаты. Если законодатель считал необходимым подкрепить этим свой законопроект, он это делал, если нет ― мог сделать вид, что Общественной палаты не существует. Сейчас же все законопроекты, которые готовятся для передачи в парламент, должны проходить через Общественную палату, поэтому это работа, которая занимает наше основное время. Я получаю огромное количество документов и материалов. У каждого члена Общественной палаты есть небольшая группа помощников, юристов, которые дают рекомендации по поводу тех или иных заключений на законопроекты. Не надо думать, что это всегда полное одобрение и безоговорочная поддержка. Не менее трети законопроектов Общественная палата возвращает, в какие-то вносятся очень существенные изменения или дополнения. Другое дело, что не всегда эти дополнения учитываются, но это уже вопрос к законодателям.

Что касается моего участия, то в этом созыве Общественной палаты я являюсь членом комиссии, занимающейся вопросами образования. Работа идет, потому что существуют определенные проблемы взаимоотношений Церкви и министерства образования, других структур, которые за образование отвечают. К сожалению, до сегодняшнего дня остается много нерешенных вопросов. Много взаимного непонимания, недоверия, причем, с обеих сторон. Средняя и высшая школа в Советском Союзе на протяжении десятилетий отвечали за атеистическое воспитание трудящихся, и они не могут в одночасье развернуться на 180 градусов. Это только журналистские штампы, что изменились времена, все стройными рядами затеплили свечечки, пошли стоять перед иконами и сниматься на кинокамеру ― ничего подобного. На самом деле существует большое количество убежденных атеистов и противников Церкви, и они ведут достаточно активную деятельность.

― Вы не единственный представитель РПЦ в Общественной палате?

― В общественной палате ― три архиерея Русской Православной Церкви, кроме того, там есть мусульмане, иудеи, буддисты, протестанты. Дело в том, что Общественная палата создавалась как попытка «всесословного представительства». В Общественной палате большое количество ярких личностей, в том числе тех людей, с которыми традиционно считаются, к которым прислушиваются, которых мы постоянно видим по телевизору.

Я считаю, это нормально, что многие институты демократического общества организованы, «насаждены» сверху. Сделать это ― обязанность любого просвещенного правителя в данной ситуации. Мы не имеем возможности ждать, пока эти институты «вырастут» сами собой снизу, потому что, как показывает мировая практика, они растут долго, этот период исторического развития зарубежные страны давно прошли, и Россия вернуться в него не может. Посему, так или иначе, они будут насаждаться властью. Надо это понимать.

― Вы согласны с высказыванием Президента Дмитрия Медведева, что Россия останется президентской республикой на сто лет, по меньшей мере?

― Абсолютно согласен. Все хорошо в свое время. Сегодня в мире не та ситуация, которая бы позволила бы нам долго, медленно, мучительно, с ошибками и отступлениями выращивать те демократические формы, которые когда-то в далеком будущем смогли бы сыграть свою положительную роль. Когда речь идет о мобилизации, сразу же все парламентские формы управления отставляются в сторону даже в самых развитых странах. Вспомним Вторую Мировую войну: все парламентские государства сразу попали в руки крепких руководителей и, пока сохранялась опасность, все было в их руках. То, что было сказано Президентом России на этом историческом этапе нашего развития, может нравиться, может не нравиться ― это дело вкуса, у каждого есть свои идеологические пристрастия. Но одно знаю точно ― это единственный вариант развития нашего государства, опирающийся на исконно русские исторические традиции.

― Авторитарная президентская республика с жесткой вертикалью власти?

― Почему президентская республика должна быть обязательно авторитарной и жесткой?! Почему же сразу рассматривать самый плохой вариант? Мы пережили сталинские времена и, возможно, у нас уже есть иммунитет против подобных вещей. Когда в обществе господствуют настроения “или все, или ничего” ― это плохо со всех сторон. В результате получается “ничего”. Так что давайте надеяться на лучшее!

― Не кажется ли Вам, что современная Православная Церковь в России стала излишне политизированной и фактически превратилась в инструмент для решения определенных политических задач?

― Я уже говорил о том, что существуют некие журналистские клише, которые кочуют из издания в издание, в том числе и по отношению к Церкви. Понятно, что журналисты ― это люди, которые должны иметь представление обо всех явлениях общественной жизни, не будучи специалистами, поэтому и происходят такие обобщения. А для меня, например, непонятно утверждение «стала излишне политизированной», оно звучит слишком императивно.

Век назад духовенство очень активно участвовало в жизни общества, священники, архиереи заседали в Государственной Думе. Это были люди, которые, будучи членами Думы, занимались не только вопросами церковно-государственных отношений, но и вопросами национальной политики на окраинах Российской Империи, борьбой с наступающей революцией, работали по вопросу наделения крестьян земельными паями. Столыпинская реформа была бы невозможна без поддержки ее депутатами, в том числе, и духовенством.

Сегодня мы никоим образом не участвуем в управлении государством, потому что Церковь приняла такое решение, а за ней последовали и другие конфессии. Мы не участвуем напрямую в политике, не избираемся ни в какие органы власти. Например, в Румынии, абсолютно светской стране, каждый епископ является сенатором в силу своего положения, для политического устройства страны вполне традиционна такая особенность. Наша позиция ― мы не рвемся в политику. В чем-то мы, конечно, из-за этого теряем, иногда принимаемые законы не учитывают реальные интересы Церкви, и мы потом, впопыхах, пытаемся внести в них какие-то поправки. А все потому, что эти законы обсуждаются в отсутствие «человека в рясе», который мог бы отследить все необходимые нюансы. Кстати, нахождение представителей религиозных организаций в Общественной Палате отчасти снимает эти проблемы.

Другое дело ― что Церковь стала более заметной, во всех смыслах, ведь на протяжении многих десятилетий Церкви в нашем обществе «не было». Сейчас мы слышим колокольный звон, который раньше был запрещен, мы видим по телевизору священнослужителей ― в советские годы абсолютно немыслимое явление. Десять лет назад в Саратове редко можно было встретить священника в рясе, а сегодня это уже в порядке вещей. Это не политизация, это просто присутствие. И это присутствие естественно, мы же не изгои какие-то, не люди «второго сорта»! Нас нельзя собрать в гетто и отгородить частоколом. И чем больше людей приходит в храмы, тем более заметной Церковь становится со стороны. Ведь Церковь ― это не только священнослужители, Церковь ― это все люди. Чем больше людей будет в Церкви, тем больше будет ее влияние и на процессы в обществе, а, в конечном итоге, на политику государства. Политика ― это лишь часть общественных процессов, идущих сегодня в обществе. Но, я настаиваю на том, что влияние Церкви не может быть определено термином «политическое».

― Если советский вождь Иосиф Сталин давал в свое время указания разрушать храмы и расстреливать священников, то почему впоследствии РПЦ не предала его анафеме?

― Церковь никогда не предавала анафеме своих гонителей, даже во времена Нерона и Тиберия ― правителей, при которых вера пострадала не меньше, чем при Сталине. Кстати, анафема, вопреки неким предрассудкам ― это не какое-то страшное проклятие или публичное осуждение, а отлучение от церковного общения, запрет приступать к таинствам Церкви, как правило, применяемый в отношении еретиков, людей, которые пытаются разрушить Церковь изнутри.

Что же касается осуждения действий Сталина, мы неоднократно высказывали им свою оценку. Мы почитаем новомучеников российских, мы канонизируем людей, которые отдали свою жизнь за Христа. Каждая епархия проводит огромную работу в архивах ФСБ для того, чтобы найти протоколы допросов тех людей, которые отдали жизнь за Христа, сделать известными миру эти мученические акты. И сказать, что при этом мы не замечаем гонителей, конечно, неправильно. У нормального верующего человека, христианина, не может быть ни слова сочувствия или какой-либо симпатии к тому, что творилось в нашей стране и по отношению к верующим, и по отношению к интеллигенции, и по отношению к крестьянству. Была поставлена задача уничтожения исторической России, превращения ее в закатанную асфальтом площадку ― плацдарм для мировой революции. К этому невозможно относиться с одобрением, и Церковь, конечно же, осуждает это. Другой вопрос (стоящий перед всем обществом) ― если начинать «кампанию осуждения» по персоналиям ― где следует остановиться? Мы знаем имена Сталина, Орджоникидзе, Берии, прочих советских правителей, которые причастны ко всей этой вакханалии. Но, кроме верхушки, были люди среднего и низшего звена, которые охраняли эту власть, стреляли, пытали, били, конвоировали… Были те, кто писал доносы, охранял, допрашивал… Мы не берем на себя смелость этим заниматься, наверное, это прерогатива даже не государства, но всего общества. В Германии этот процесс назывался «денацификацией»[*]. В России ничего подобного не было проведено по ряду причин, и, наверное, в этом корень наших многих нынешних проблем: мы сегодня до конца не разобрались со своей историей. Но у нас есть смягчающее обстоятельство: все-таки мы слишком долго жили под советской властью, при ней выросло несколько поколений. Многие вещи в нашей истории слишком переплетены, их нелегко разделить, при оценке событий, в том числе и ярких исторических личностей, нельзя мыслить стереотипами. Многие из этих оценок человеку старому, воевавшему, шедшему не раз на смерть за свою Родину, покажутся оскорблением. Поэтому я против каких-то массовых кампаний. Думаю, что для каждого нормального человека и так понятно, что никакого оправдания тем страшным поступкам быть не может.

― Еще один наивный вопрос, навеянный нашими журналистскими стереотипами. Церковь, как известно, отделена от государства… Тем не менее, не существует ли, на Ваш взгляд, прямой зависимости Русской Православной Церкви от государственной структуры, именовавшейся когда-то КГБ, а ныне ― ФСБ?

― Наше сотрудничество по большому счету заключается в том, что мы пишем запросы в эту организацию с просьбой дать нам разрешение на работу в ее архивах. Сейчас это достаточно сложно, потому что после того небольшого окошка, которое было в начале 1990-х годов, архивы у нас опять закрыли. В законодательстве об архивном деле слишком много пунктов, которые затрудняют допуск к архивным документам. Поэтому это сотрудничество не всегда складывается гладко, но, в принципе, нам предоставляют определенные архивы, мы с ними работаем и благодарны за это. Зависимости же, в том смысле, который Вы имеете в виду, никогда не было. Но государство изначально говорило с Церковью именно через этот орган. Первая структура, которая была создана советским государством в 1918-ом году при ВЧК, и которой было поручено заниматься всеми церковными делами, называлась очень незатейливо ― «Ликвидационная комиссия». И подобные ей структуры затем были всегда ― при НКВД, КГБ, ФСБ. Государство всегда общалось с Церковью через комитет госбезопасности. Но не забывайте: государство не только с Церковью, но и с ученым миром, писателями, художниками общалось через КГБ, да и с журналистами тоже…

― Как Вы относитесь к публикациям некоторых российских СМИ о том, что иногда отдельные священники нарушают тайну исповеди, передавая информацию об определенных прихожанах заинтересованным структурам?

― Мне сложно в это поверить. Кому нужна сегодня тайна исповеди?! Во времена жесткого советского тоталитарного режима это, может быть, и было кому-то интересно. Но ведь священников, которые были связаны с властью и соответствующими структурами, обычно видели издалека, и с какими-то душевными тайнами к ним не ходили даже в те годы. Да и по закону сейчас запрещено использовать сведения, полученные на исповеди. Поэтому, думаю, в наше время это совсем уж экзотический способ добывать информацию, неэффективный и даже экономически невыгодный. Сегодня столько технических средств, что и банальные «жучки» ставить необязательно ― устарели.

― Является ли, по Вашему мнению, мировой финансовый кризис платой человечества за накопившиеся грехи?

― Не буду оригинальным и повторю то, что сегодня говорят экономисты: финансовый кризис ― это результат самонадеянных экспериментов и спекуляций определенных влиятельных людей, надеявшихся на то, что это все как-нибудь «само собой рассосется». Взрослые люди, умные, а живут по таким же принципам, что и какая-нибудь компания «напёрсточников». Мы знаем, что государство преследует творцов различных финансовых пирамид. Но почему тогда Мавроди сидит в тюрьме, а другие подобные ему деятели ходят по улицам, получают международные премии и даже учат всех, как надо жить и вести хозяйство? Мне кажется, что все, что происходит, мы вполне заслужили. И это можно пафосным слогом назвать «платой за грехи».

― Сохранит ли, на Ваш взгляд, Господь Бог Россию от политических потрясений, которые могут стать следствием экономического кризиса в государстве?

― Я не умею и не имею права делать такие прогнозы, потому что я не политик. Будем надеяться, что Господь поможет нам пережить это сложное для многих время. Политические потрясения складываются в результате многих составляющих факторов, но если мы будем надеяться не только на себя, но и на Бога, то, думаю, переживем это нелегкое время.

― Как РПЦ удается восстанавливать храмы в эпоху кризиса?

― Говорить об этом рано, потому что кризису-то ― всего пара месяцев. Какие-то последствия, безусловно, будут, ведь все наши храмы восстанавливаются исключительно на пожертвования. Есть и государственная помощь по реставрации старинных памятников архитектуры, но когда реально начнется глобальный кризис, то эта строка в бюджете будет урезана в первую очередь, в этом нет никаких сомнений. Поэтому я думаю, что проблемы будут. Слава Богу, мы что-то уже сделали, есть какой-то задел на будущее. Все зависит от людей. Люди имеют возможность жертвовать, они жертвуют, в том числе, и предприниматели, бизнесмены... Если у них будут большие проблемы, то, конечно, им будет гораздо труднее помогать, а, может, они вообще не смогут этого делать какое-то время. Я помню кризис 1998-го. В то время я был настоятелем подворья Троице-Сергиевой лавры в Москве, и на полтора-два года все наши работы по его восстановлению остановились.

Надо посмотреть, как будут развиваться дальнейшие события. Мне кажется, сейчас есть элемент поспешности в оценке кризиса и его возможных последствий.

― Уж если мы заговорили о восстановлении храмов, то в СМИ пишут, что именно Вы настояли на изменении сюжета фрески на Свято-Троицком соборе…

― Изменилась лишь иконография, а сюжет один и тот же. «Троица Ветхозаветная», или «Гостеприимство Авраама» ― это вариант, более соответствующий канонам, в отличие от того образа, который присутствовал на фронтоне храма до этого. Поскольку долг архиерея ― следить за правильностью иконописи, я счел уместным во время капитальной реконструкции поменять и иконографию Троицы. Кстати, Троицкий собор назывался еще Старым собором, и площадь, которая огибает его, никогда не называлась Музейной, она всегда была Соборной…

― В силу каких причин Свято-Троицкий собор перестал быть кафедральным?

― В 1826 году в Саратове был построен кафедральный Александро-Невский собор, его стали называть Новым собором. В 1930-40-е годы его уничтожили, какое-то время в городе не было действующих храмов. А в конце 1942-го вновь открыли Троицкий собор, и соответственно, кафедра правящего архиерея была переведена туда. Уже в наше время, в 2000-ом году, когда Троицкий собор стал разрушаться, мой предшественник Владыка Александр перенес кафедру в Духосошественский храм, потому что Троицкий тогда находился в аварийном состоянии.

― Планируете ли Вы перенести кафедру в собор Покрова Божией Матери, в котором являетесь настоятелем?

― В дальнейшем мы планируем восстанавливать разрушенный когда-то Александро-Невский собор, именно поэтому Покровский храм кафедральным не станет. До революции со стороны Волги город украшало ожерелье красивейших храмов. Те из них, которые находились вдоль саратовской набережной, сейчас практически невозможно восстановить: на месте одного мост, на месте другого -― жилые дома. На месте Крестовоздвиженского монастыря ― гостиница «Словакия». Конечно, уничтожение этих храмов было варварским деянием. Казанский храм, от которого сегодня осталась только часовенка на углу улицы Лермонтова, был самым старым храмом в Саратове, перед революцией его расписал знаменитый художник К.С. Петров-Водкин. Ничего не помогло ― храм взорвали… Сейчас в регионе сохранилось всего около 50-ти исторических храмовых зданий, а ведь до революции их было 1100! По большому счету, у нас осталось очень мало храмов, поэтому необходимо не только их восстановление, но и строительство новых.

В Вольске нам удалось восстановить Троицкий собор на его историческом месте. Мы надеемся освятить его 23-24 мая, во время всероссийского празднования Дня славянской письменности и культуры, которое в 2009 году пройдет в Саратове. Для нас это очень большая радость. Сейчас хорошими темпами идет научная реставрация Троицкого храма в Балаково. Это одно из лучших произведений Ф.О. Шехтеля, памятник федерального значения.

Слава Богу, есть люди, которые очень помогают. Но есть и злобствующие товарищи, те, кому не нравится то, что мы делаем, и не нравится Церковь. Но что делать, это естественная жизненная ситуация. Мир вокруг нас становится все жестче и страшнее. Многие, вполне нормальные, и даже не трусливые люди, чувствуют себя все более неуютно в том мире, в котором мы живем, и причины тому ― вовсе не в сфере экономики. Еще древние говорили, что человек человеку волк. Это состояние нарастает в геометрической прогрессии. Конечно, это плохо, и не может не беспокоить Русскую Православную Церковь.

 


[*] Денацификация (нем. Entnazifizierung) - комплекс мероприятий, направленных на очищение послевоенного немецкого и австрийского общества, культуры, прессы, экономики, юриспруденции и политики от влияния нацистской идеологии.