Утраченные храмы Саратова… Конечно, они были утрачены не сами по себе — их целенаправленно стирали с лица земли те, кому были нестерпимы запах ладана и колокольный звон. Восстановить все эти церкви в прежнем виде — нереально. Но можно узнать о том, где они стояли, как выглядели, что теперь на их месте, и сохранить это в памяти для будущих поколений. Есть в Саратове неравнодушные люди, которые не только собирают информацию о разрушенных храмах, но и рассказывают о них жителям города. Время от времени мы можем видеть на улицах волонтеров, которые стоят возле стендов с фотографиями старого Саратова, раздают листовки, отвечают на вопросы прохожих. О добровольческом проекте «Утраченные храмы Саратова» мы беседуем с руководителем епархиального молодежного отдела, настоятелем храма Страстей Господних г. Саратова священником Кириллом Петровичем.

— Отец Кирилл, зачем был создан этот проект, какие цели Вы ставили перед собой?

— Мы хотим донести до людей информацию, знакомую любому краеведу, но не известную большей части жителей. Мало кто знает о том, какие прекрасные церкви были в дореволюционном Саратове и сколько их было уничтожено. Зато у нас по сей день популяризируется имя Николая Гавриловича Чернышевского, многие помнят со школьной скамьи, что Саратов — один из первых городов в стране, который «принял революцию», горожане наслышаны о связи с Саратовской землей восстаний Степана Разина и Емельяна Пугачева, гордятся Василием Ивановичем Чапаевым. Такой перекос в восприятии нашей истории — наследие советского прошлого. Саратов пытались сделать образцовым советским городом. Это была систематическая работа, и закрытие храмов было важной его составляющей.

— И ведь был период в истории нашего города, когда действующих храмов не было вообще…

— Да, с конца 30-х годов, точнее сказать сложно. Но уже в 1942 году вновь открылся Троицкий собор, а в 1948-м — Духосошественский храм. Эти два храма и были действующими к началу 90-х годов. Тогда открылся храм в честь иконы Божией Матери «Утоли мои печали», была передана епархии Покровская церковь и начали восстанавливать Серафимовский храм — он был возвращен Церкви в ужасном состоянии, сохранность его первоначального облика была не более десяти процентов.

Советская власть понимала: даже руины храмов напоминают людям о Боге. Поэтому если здание и оставляли, ставилось условие: перестроить его так, чтобы оно перестало быть похожим на храм. Если организация, которая туда переезжала, это требование не выполняла, то у нее помещение забирали и отдавали кому-нибудь более сговорчивому. Обязательным требованием был снос колокольни, поэтому в Саратове колоколен практически не сохранилось.

— Вы сотрудничаете с кем-то, кто также занимается исследованием старого Саратова?

— Мы ведем совместную работу с музеем краеведения. Главное ее направление — это выставки. В прошлом году мы разместили на территории музея выставку, подготовленную совместно с художником Вадимом Руфановым. Он сделал графические рисунки утраченных саратовских храмов и обработал их так, чтобы они были похожи на старинные фотоснимки. Выставка экспонировалась довольно долго и имела большой успех. По итогам этой работы Вадим Николаевич подготовил три набора открыток, которые посвящены храмам. Вместе с Вадимом Николаевичем мы проверяли точность изображения, сличали разные фотографии. Эта работа заняла два года.

— Волонтеры молодежного отдела раздают листовки об утраченных храмах на улицах города. Эта деятельность требует немалых затрат человеческих сил. Не проще ли необходимую информацию разместить в Интернете?

— Проще, но вопрос в том, кто ее там прочтет. Сведения об истории Саратова, и в том числе о его храмах, в Интернете есть, они вполне доступны, но я бы не сказал, что востребованы. Современный человек пресыщен информацией, и у него постепенно атрофируется способность ее воспринимать. Поэтому для нас с самого начала вопрос стоял о том, чтобы не просто рассказать, а увлечь слушателей этим рассказом. Это оказалось непросто, потому что людям, чтобы заинтересоваться, нужно посмотреть, потрогать, и наша задача — показать им то, чего уже нет.

Мы советовались с краеведами, которые водят экскурсии, со специалистами, которые занимаются культурно-просветительской работой. В итоге стало понятно, что в нашем случае имеют большое значение время и место получения информации людьми. Выяснилось, что необходимо нечто зримое. Поэтому волонтеры раздают листовки непосредственно там, где располагался тот или иной храм. Мы проводим акции в день престольного праздника того храма, о котором хотим рассказать горожанам. Для наглядности устанавливаем стенды максимально близко к месту, где он некогда находился. Все это помогает создать доступный для сознания людей образ разрушенного храмового комплекса.

— Как вы готовите волонтеров к акции?

— Прежде всего, мы готовим раздаточный материал. Много раз проверяем и систематизируем информацию, сокращаем ее до размера листовки. Практика показала, что для того, чтобы ответить на вопросы прохожих, хорошего знания текста листовки вполне достаточно. Но чаще всего прохожие не спрашивают, а что-то хотят рассказать сами. Пообщаться, высказать свое мнение. Иногда вспоминают: «Ой, а мне бабушка рассказывала про этот храм, что он тут был». Многие из тех, кто проходит мимо наших стендов,— жители этого района, и нередко они что-то хотя бы краем уха слышали о разрушенной церкви, чувствуют некоторую сопричастность ее судьбе.

— А негативная реакция бывает?

— Бывает. Порой интересуются, кто нам за это платит. Одну девушку-волонтера проходящая мимо бабушка клюшкой хотела побить. Но в основном прохожие относятся к нам доброжелательно или, по крайней мере, нейтрально. Как правило, положительно реагируют люди старше тридцати, благодарят. Более молодые обычно молча берут листовки и идут дальше, не останавливаясь. Ведут себя агрессивно, как правило, люди старшего поколения.

— Сколько всего вы провели акций?

— Мы проводили порядка 10–20 акций в год, начиная с 2015 года. На них у нас уходило до 30 тысяч листовок. Но эта форма работы начала утрачивать свою актуальность — мы же из года в год стояли в определенные дни в одних и тех же точках. Сейчас мы работаем над другими формами популяризации информации об утраченных храмах. В том же 2015 году мы начали готовить группу волонтеров, которые могли бы водить экскурсии и рассказывать о храмах — как разрушенных, так и действующих. Проект по подготовке экскурсоводов был организован молодежным отделом Саратовской епархии совместно со Столыпинским культурным центром. Быть экскурсоводом — гораздо более сложное послушание. Человек, который занимается им, должен иметь представление о богослужении и вообще о Церкви как таковой. На первое занятие, помню, пришло более сорока человек — а в итоге курсы окончили всего двенадцать.

С 2015 года мы также проводили для всех желающих лекции по православному краеведению. Люди приходили разные: и церковные, и нецерковные, те, кто живет рядом и просто интересуется, и те, кому это необходимо с профессиональной точки зрения: преподаватели «Основ православной культуры» и краеведения.

— Вы считаете этот проект миссионерским или он именно краеведческий?

— Он прежде всего культурный, образованный человек должен иметь представление об истории города, в котором он живет. Хотя для кого-то он мог стать и миссионерским, волонтерам вопросы о вере и Церкви задавали нечасто, но регулярно. Изображение храма, которое прохожие видели на стендах, побуждало их вспомнить и о Боге, и о своей духовной жизни, это вполне естественно. У нас были случаи, когда кто-то останавливался и спрашивал: «Я давно хочу креститься. Как это можно сделать?». Так что для кого-то это шанс сделать первый шаг к вере.

Газета «Православная вера» № 21 (641)