Гражданское общество должно помнить о нравственных последствиях человеческих поступков. Интервью Преосвященнейшего Лонгина, Епископа Саратовского и Вольского, "Российской газете" — Средняя Волга
Отметив диспутами, фильмами и публикациями пятнадцатилетие то ли путча, то ли независимости, то ли "распада империи", то ли начала реформ, мы вновь вернулись к насущной необходимости решать, есть ли в России гражданское общество и нужно ли нам оно.
Большинство "наблюдателей" сходятся во мнении, что с явлением этим дела у нас обстоят, как и с халвой: произносим часто, но вкуса так и не почувствовали. Причем экспертами по этой проблеме чаще всего выступают политики и политологи, гораздо реже – сами участники процесса.
Отчасти и об этом саратовские читатели "РГ" (заочно) и журналисты регионального представительства (воочию) вели на днях беседу с членом Общественной палаты РФ, членом общественного совета по развитию институтов гражданского общества Приволжского федерального округа, епископом Саратовским и Вольским Лонгином.
— Владыка, на церемонии открытия Общественной палаты Президент говорил о том, что палата "может столкнуться с определенными трудностями при работе с органами власти". Эти опасения оправдались? Справляется ли сегодня в полной мере палата с теми задачами, которые возложил на нее закон?
— Сегодня еще многое, что относится к сфере общественной жизни, мы обречены формировать сверху. Таковы последствия нашей новейшей истории, для их полного преодоления нужны время и терпение. И все же мой личный опыт подсказывает: институт Общественной палаты в том виде, как он задуман, может принести пользу обществу, и уже делает это. Конечно, многое будет зависеть от того, кто находится в палате, и насколько государство готово воспринимать результаты нашей деятельности.
Что сегодня палата уже делает реально? Во-первых, осуществляет мониторинг законопроектов. При нашем непосредственном участии был приостановлен, возвращен на доработку одиозный проект Лесного кодекса. Фактически Общественная палата не допустила приватизации лесов. В том, что в ближайшее время россияне еще смогут ходить в лес за грибами, есть и заслуга палаты.
Безусловное наше достижение – отказ от первоначального варианта закона об игровом бизнесе, который предоставлял этому бизнесу, и так развивавшемуся совершенно бесконтрольно, режим наибольшего благоприятствования. Это случилось еще до того, как свою обеспокоенность ситуацией выразили президент и правительство.
— Правильно ли будет сказать, что успехи и неудачи Общественной палаты в будущем люди будут связывать с личными качествами людей, которых туда избирают. По вашему мнению, те ли люди избраны в палату – возможно, там кого-то не хватает?
— Ни один институт гражданского общества не может существовать в вакууме. Все, кто сегодня формирует фон общественной жизни страны, – на виду. Мои коллеги по палате — люди очень активные. Это, впрочем, вовсе не означает, что здесь собралась какая-то однородная компания ревнителей общественного блага. Мы нередко дискутируем между собой, потому что само понятие "благо общества" подчас понимаем по-разному. Но такие споры, я уверен, только на пользу делу.
Я не могу не отметить неутомимую деятельность доктора Леонида Рошаля. Недавнее пленарное заседание по здравоохранению им было организовано просто блестяще. Оно вылилось в общенациональное обсуждение проблем отечественного здравоохранения. А это те проблемы, которые касаются каждого человека. Вообще хочу отметить, что те медики-профессионалы, которые были избраны в Общественную палату, удивительные люди – прежде всего, по очень яркому гражданскому отношению к проблемам нашего общества. Мне общение с этими людьми дает чрезвычайно многое.
— Бывают ситуации, в которых вы сохраняете за собой право на особое мнение?
— В деятельности палаты уже немало положительных примеров, но есть и не очень удачные решения, есть и такие, с которыми я просто не согласен. Например, в самом начале своей деятельности Общественная палата, я убежден, все-таки не смогла серьезно подействовать на новый закон о некоммерческих организациях. В результате многие общественные структуры столкнулись с проблемами, решать которые государству все равно придется, но, к сожалению, многое будет и упущено.
— В одной из наших недавних публикаций, которая называлась "Милосердие в законе", мы подняли вопрос о том, что может стимулировать благотворительную деятельность в нашей стране. На ваш взгляд, каким должен быть закон о благотворительности?
— Комиссия по вопросам благотворительности, милосердия и волонтерства, членом которой я состою, в частности, занимается вопросом внедрения в наше законодательство понятия "эндаумента" – то есть уставного капитала, не облагаемого налогом. Это и есть капитал благотворительной организации. Сейчас в нашем законодательстве благотворительности уделяется крайне мало внимания. Мы еще живем инерцией советского времени, когда благотворительности не было, а была некоторая система распределения, которая обозначалась словом "собес". Государство декларировало, что оно берет на себя все заботы по обеспечению малоимущих, учреждений культуры и так далее. Сегодня "собес" кончился, но некоторая леность мысли еще осталась. И я, многие мои коллеги, считаем, что в этом вопросе не надо изобретать велосипед. Законодательства большинства европейских стран настолько подробно и детально его проработали, что это как раз это тот самый случай, когда чужой опыт на нашу почву можно пересаживать безболезненно.
— Ну вот мы и еще раз произнесли это словосочетание! В последние годы им довольно часто спекулировали и политики, и ученые, и журналисты. А что такое, по-вашему, гражданское общество?
— Прежде всего — это способ общественной самоорганизации и те институты, которые осуществляют этот процесс. Думаю, что все используют одно и то же определение, но по-разному очерчивают границу понятия.
К примеру, на мой взгляд, большинство людей, рассуждающих о гражданском обществе, когда бессознательно, а чаще сознательно не упоминают об одной из старейших, но самых действенных форм общественной самоорганизации – о Церкви. В России сложилась тенденция ассоциировать гражданское общество исключительно с диссидентским движением. Понять это можно: после распада Советского Союза на освободившееся, еще дезорганизованное, пространство первыми вышли несколько организаций, отпочковавшихся от андеграунда советского времени. До сих пор они достаточно активно пытаются доказать всем, что они-то и есть фундаментальный элемент гражданского общества. На самом деле задачи сложившегося, нормально функционирующего гражданского общества намного шире, чем простое политическое оппонирование власти.
Что касается Церкви, то это тот элемент гражданского общества, который пережил века. И делать вид, что это не так, можно только сознательно ориентируясь на иную систему ценностей. Пока не произойдет полной общественной консолидации, диссидентствующие по отношению к своей стране, ее истории, традиционной культуре люди будут объявлять себя единственными защитниками современных общественных интересов. Здоровые силы, конечно же, будут сопротивляться подобному влиянию, и в этой борьбе сама идея гражданского общества может быть искажена.
— Примеры новейшего времени показывают, что многие, скажем так, нетрадиционные религиозные организации, пользуясь брендом "гражданское общество", активно пытались вписать себя в общественную жизнь страны. В этой связи вопрос, на который сегодня отвечают по-разному. Что сегодня мы должны понимать под таким явлением, как секта. Каковы признаки этого явления?
— Как член Церкви и епископ я считаю сектой любое отделившееся от Церкви сообщество. Собственно, латинское слово секта и означает часть от целого. Поэтому с точки зрения богословской, тот, кто отделяется от церковного учения, является сектантом.
То, что сектанты стараются принять каким-то образом участие в формировании гражданского общества, вполне естественно. Многие из таких организаций прошли официальную процедуру регистрации. Здесь вопрос в том, насколько общество готово защищать себя от подобного участия. Можем ли мы сказать себе, что чем больше у нас будет всяких там Грабовых, тем обществу будет лучше? Ведь формально можно создать и общественную организацию наркоманов. Любое явление можно довести до абсурда, и тогда оно превратится в свою противоположность.
Рассуждая о проблемах формирования гражданского общества, мне кажется, нельзя абсолютизировать систему, принцип. Всегда нужно смотреть, а что стоит за тем или иным общественным институтом. Здесь мы возвращаемся к вопросу, который был поднят на Всемирном Русском народном соборе: о невозможности абстрагироваться от нравственной оценки того или иного общественного явления. Если это явление заявляет, что оно очень современное, это еще не значит, что оно уже по одному этому определению является благом.
— В какой мере Церковь меняет свое отношение к цивилизаторской деятельности общества? Ведь когда-то она довольно настороженно восприняла Интернет, а теперь сама активно присутствует в сети. Или, скажем, отшумевшая уже история с ИНН – тут пути Церкви и государства явно расходились.
— Это несколько разные темы. Да, Церковь консервативна по своей сути, в хорошем смысле этого слова, ведь она призвана хранить истину. Что же касается достижений научного прогресса, она всегда ими пользовалась. Более того, сам научный прогресс часто брал свое начало в Церкви: первая в России гидроэлектростанция была создана монахами Ново-Афонского монастыря, а первым публичным зданием, освещенным электричеством, был Исаакиевский собор в Санкт-Петербурге. Таких примеров много, не стану перечислять великих ученых, которые были монахами и священниками.
Но, конечно же, Церковь консервативно относится к нововведениям, которые затрагивают внутреннюю жизнь человека. Что касается Интернета, были, наверное, и сейчас есть люди, которые подозрительно к нему относятся. И, согласитесь, не без оснований: множество людей, как юных, так и вполне сложившихся, просто "утонули" в сети, вообще в компьютерном мире, в виртуальной реальности. Эта зависимость не менее опасна, разрушительна для человеческой личности, чем любые другие зависимости — алкоголизм, наркомания.
Но в этом смысле современные информационные технологии мало чем отличаются от топора: им ведь можно колоть дрова, а можно и головы рубить… Но при этом все мы понимаем, что и без топора в какой-то момент цивилизация не состоялась бы.
Проблема с ИНН более сложная. Против системы тотальной идентификации граждан во всем мире протестуют абсолютно светские институты гражданского общества. Угроза тотального контроля над личностью уже проявилась в полной мере. Тут мы движемся вперед большими шагами, недавние примеры с утечкой и продажей баз данных это хорошо иллюстрируют.
К сожалению, в Церкви есть люди, которые относятся к проблемам, связанным с присвоением идентификационных номеров, панически. Мы стараемся объяснить им, что паниковать не надо, потому что само по себе присвоение какого-либо номера не может заставить нас отречься от веры. Выбор — жизнь с Богом или без Него — это выбор всегда сознательный и глубоко личный. Но в то же время мы открыто говорим, что проблема существует. Современное государство (не только российское) находится на пути к тотальному контролю над своими гражданами. И какими бы целями это не оправдывалось – экономическими, политическими, квазирелигиозными – это опасно.
— Вы учились в Болгарии, бывали в Греции, Сербии. Отношения Церкви, государства и общества в этих странах складывались, так же как и у нас?
— Да нет, везде есть своя специфика. Мало кто знает, что самая христианская и самая православная страна в Европе – Румыния. По количеству храмов, по степени воцерколенности населения, важности роли Церкви в государстве. Каждый румынский епископ – сенатор, священники там получают зарплату от государства, в школах преподаются основы вероучения.
Есть разница в менталитете, в зависимости от того, какое влияние оказали исторические события XX века на отношение к Церкви. В Болгарии и Югославии, к примеру, не было таких довоенных гонений на Церковь, как у нас. Но в целом мы очень похожи: и в Румынии, и в Болгарии, и в Греции в храме ты сегодня чувствуешь себя как дома.
— Наш читатель, студент университета Михаил Сагдеев спрашивает о том, как вы относитесь к службе в армии.
— Хорошо отношусь! В молодости сам служил в армии. И ни минуты не жалею об этом, считаю, что от армейской службы я получил очень большую пользу. Перед тем, как стать архиереем, я был достаточно долгое время священником, и горжусь тем, что больше десятка молодых людей, которые очень хотели избежать службы, по моему совету все же пошли в армию, отслужили, все остались довольны — и они сами, и их родители. И это несмотря на то, что и в те годы армия переживала очень сложный период.
Думаю, что сегодня для молодого человека служба в армии – практически единственная возможность воспитать в себе нормальные человеческие качества.
— Ирина Есипова делится своими впечатлениями от похода в храм. Хотела обвенчаться с молодым человеком, а священник сказал, что венчать без регистрации в ЗАГСе не будет. Ирина спрашивает, с каких это пор Церковь руководствуется бумажками?
— Церковь руководствуется не бумажками, а соображениями о благе тех людей, которые к ней обращаются. Во-первых, законодательство о браке у нас традиционное, оно во многом совпадает с церковными правилами. А во-вторых, сегодняшняя позиция Церкви по этому вопросу выстрадана. Слишком много случаев – дай Бог, чтобы не так случилось у Ирины – недобросовестного отношения к браку. Венчание — одно из таинств Церкви, оно накладывает на супругов определенные обязательства, но и подает благодатную помощь для преодоления неминуемых сложностей в совместной жизни. Таинство не имеет обратной силы, оно соединяет людей навсегда. Другое дело, что оно не действует "автоматически", если люди сами не хотят жить по заповедям Христовым и нести ответственность друг за друга.
К сожалению, сегодня современные молодые люди в большинстве своем не считают брак чем-то вечным и нерасторжимым, относятся к нему скорее потребительски. Любой может привести массу житейских случаев, когда, например, супруг быстро остывал, а супруга с детьми оказывались совершенно незащищенными, были вынуждены обращаться в суд. А государство при этом признает действительным только брак, зарегистрированный в ЗАГСе.
— Инна Герасимова, PR-менеджер, спрашивает, как вы относитесь к известному произведению Дэна Брауна?..
— Как можно относиться к человеку, который хочет тебя оскорбить? "Код Да Винчи" – откровенный антихристианский пасквиль, так я к нему и отношусь. Книгу просматривал, а фильм уже смотреть не стал. Зато мне очень понравился фильм Павла Лунгина "Остров"! Но здесь я, кажется, не оригинален.