"Что слезы женские? Вода!" - говорил герой драмы "Маскарад", ревнивец, а впоследствии — убивец. При всем неоспоримом мужском шовинизме и сволочном характере, отрицать который не приходится, Арбенин был прав. Я поняла это вдруг. Слезы бессмысленны и бесполезны — мысль, явившаяся вместе с осознанием, что в последнее время я стала много плакать. Тупая игла, заноза в сердце ноет и ноет. Что же случилось? Да ровным счетом ничего.
Недели три назад я выбрасывала какую-то ерунду из машины. Праздники, тишина, мороз и солнце, пустой переулок. В помойном баке роется пожилая женщина. Не пожилая — просто старая. Маленького росточка. С трудом, приподнявшись на цыпочках, ковыряется в мусоре клюкой. Пальто, видимо, из тех же помойных источников — смотреть и то холодно.
Она ничего не просила. Даже не посмотрела в мою сторону. Только безнадежно, от глубины сердца вздохнула, что улов невелик. Я села в машину, повернула ключ зажигания. И поняла, что не смогу уехать. Если уеду, буду сволочью, нелюдью, нежитью, как угодно назовите — всё мало. Потому что это не просто бедный человек. Это человек голодный. Господи, какая дикость! В центре Москвы, в разгар новогодних праздников, когда большинству о еде уже думать противно и холодильники трещат от невостребованной жратвы, старая женщина собирает Бог знает что — бутылки, банки — пытается не умереть с голоду.
Это было в самом начале месяца. За пару дней до того, как в нашем районе разносят пенсию. Так что все понятно.
Я не очень умею подавать, если меня не просят. Я знаю, что такое нормальный человек — пусть даже в крайней степени бедствия. Ему трудно признать себя нищим, это вам не профессионалы с Тверской. Моих бабушек, Царство им Небесное, давно нет на этом свете, они ушли в мир иной в собственных постелях, окруженные близкими людьми. Им доставалось от детей и внуков, как во все времена достается российским женщинам, но самого страшного — одинокой старости — они не знали. И все-таки - если бы, упаси Боже... Не попросили бы никогда. Легче умереть.
Но это все долгие рассуждения, а в тот момент по неловкости и закомплексованности ничего умнее мне в голову не пришло: "Бабушка, если я дам вам денег, вы не обидитесь?" Потом надо было вежливо отцепить хватающуюся за меня руку. И остановить поток благословений, многократно перекрывавших размер подаяния. И посулы молиться до конца дней. А в голове: только бы сесть в машину! В машину, скорее!! Чтобы расплакаться там - не на улице. Вдруг соседи из окон смотрят. Скажут: "Истеричка. Сначала кошельком трясет, потом рыдает у помойного бака..." Я больше не видела эту бабушку. Я надеюсь, что она жива.
"Ну, - констатирует любой нормальный человек, - по таким поводам в России можно плакать круглосуточно. Всю страну залить слезами..." Это правда.
Сюжет в программе "Время", наверное, многие видели. В Петербурге умер 80-летний учитель географии. Стало плохо по дороге из школы домой. Присел в парке на скамеечку. Потерял сознание. Просидел до утра. Врачи приехали уже к бездыханному телу. Причина смерти — переохлаждение. Люди шли мимо, никто не поинтересовался. Точнее, поинтересовался один - карманник. Вытащил у больного старика деньги и мобильный телефон. Не исключено, что это был бомж. Потерявший способность мыслить по-человечески, сам на грани небытия. Круговорот беды в русской природе.
Только не надо врать, что мы трудно живем. Из тех, кто торопился мимо, мимо, мимо умирающего человека, по-настоящему трудно живут единицы.
Ну и что, скажите, тут можно сделать? Рыдать перед телевизором от ярости и бессилия. Правда, оплакивается не безвестная бабушка — народный учитель России. Николай Владимирович Белоусов, фронтовик. Показывают фотографию — вся грудь в орденах. Наверное, снимался на День Победы. Мы ведь ветеранов только 9 Мая и различаем в толпе. Только раз в году и хочется каждому из них в ноги поклониться. А орденов не видно — вроде и ветеранов не существует. В новогоднем шоу Максима Галкина вышла компания "звезд" — из числа тех, кто, навернувшись с цирковой трапеции, сразу попал ногами в коньки. Запели под перелицованную фонограмму: "Мы так давно, мы так давно не отдыхали..." Я вздрогнула. Люди, рядом со мной сидевшие, вздрогнули. Поколения разные, шок один и тот же. Это великой кровью победившая страна или колосс на глянцевых ногах? О таком беспамятстве говорил Аркадий Аверченко: "У них в голове слежавшаяся грязь, и этой грязью они лениво думают, что наша теперешняя жизнь — самая правильная и что другой и быть не может".
Видимо, Николай Белоусов, учитель географии, в своей науке роковым образом запутался. Не за ту страну воевал...
Я понимаю, что в России плакать не стоит. Потому что слезы уйдут в дурную бесконечность. Только начни — не остановишься. А брошенные дети с их круглыми — словно изумленными от несправедливости — глазами? А больные дети, которых не могут вылечить, а порой и не хотят, просто губят? И все-таки... Россией сегодня руководит разумная власть. Она знает, что дети — будущее, начинает в это будущее вкладываться, и относительно детских судеб появилась хотя бы надежда. А у стариков надежды нет. Они - прошлое. Свое отработали. Ничего не производят. Балласт. Как птицы в мазуте, уже не трепыхаются, покорно ждут конца. Бодрый чиновник на фоне черных птиц вещает: "Экологической катастрофы нет!" Для него "катастрофа" — понятие сухое, безжалостное. Определяется масштабом. Так нельзя даже с птицами, а тем паче с людьми. Замерз старик на лавочке — у нас глобальная человеческая катастрофа.
Подруга рассказывает: бежала в метро с восьмилетним сыном. Торопилась. Не притормозила, чтобы подать нищенке, просившей милостыню у входа. Парень прорыдал от "Павелецкой" до "Тверской" — три станции горького рёва. Я спросила: "Может, ради утешения стоило ему рассказать, что не все нищие — бедные, что для многих это работа?". "Нет, — ответила она, подумав. — Пусть пока всех жалеет...".
Когда в прошлом году я на страницах нашей газеты упорно долбила в одну точку: необходимо ввести в средних школах факультатив "Основы православной культуры", именно об этом шла речь: ребенок должен учиться сострадать. Чтобы мордочка обливалась слезами, а сердце — кровью от чужой беды. Не у всех ведь мамы одинаковые...
Когда плачет пацан-второклассник, это характеризует его с лучшей стороны. Взрослому пристало обливаться слезами над вымыслом, над мелодрамами. А в реальной жизни надо действовать. Я знаю, что в России много хороших людей. Гораздо лучше, чем я, потому что они с плотностью человеческого несчастья, перекрывающей у нас все санитарные нормы, борются делом. Тратят на стариков, инвалидов, сирот личное время и личные деньги. Не от случая к случаю, а регулярно. Душевной боли не боятся.
Плохим хорошим людям — вроде меня - из тех, у кого "времени нет", зато вечно глаза на мокром месте, требуется ясная государственная система. Скажите мне: ты будешь еще дороже платить за отечественный бензин, изготовленный из нашей же нефти, но твои деньги пойдут... Пусть не на повышение пенсий, если это повышение сожрет инфляция. Тогда — на гарантированную помощь старикам "натурой". На обеспечение их дешевыми или даже бесплатными продуктами, одеждой, лекарствами. Верх цинизма - не делать ничего или почти ничего, "чтобы всем не стало хуже". Мы свое "хуже" перетерпим. У нас еще есть время. А у стариков его нет. Если они уйдут в тихом отчаянии, твердо зная, что никому на земле не нужны, не представляю, как мы сможем жить дальше. Как будет носить нас эта земля.
Пусть государство поможет старикам деньгами - нашими деньгами. А прочее останется на нашей совести.