22 ноября — день памяти святителя Нектария Эгинского. Предлагаем вашему вниманию одну из самых полных и проникновенных биографических статей о святителе — предисловие к книге С. Димитракопулоса «Нектарий Эгинский. Святой наших дней» (Саратов: Изд-во Саратовской митрополии, 2012).

Удивительны, неповторимы, многообразны земные пути человека. И, наверное,  исследование этих путей во всей их своеобычности — едва ли не самое увлекательное занятие. Увлекательное ровно настолько, насколько интересен и дорог нам собственный наш путь и личный опыт. Впрочем, увлекательность здесь предполагает не хитросплетение исторических и культурных контекстов, что, несомненно, важно… Но момент созвучия, момент таинственной и тонкой внутренней переклички одной души с другой — вот что делает подобное исследование за­хватывающим, а его итог —  многоценным даром, сообщающим жизнь.

Такая таинственная перекличка происходит  при встрече далеко не с каждой книгой — пусть  умной и познавательной. Она происходит там, где нашему взору приоткрываются странные для обыденного восприятия картины Божьего Промысла — исключительный путь человеческой святости, путь избравших единое на потребу (ср.: Лк. 10, 42). Что происходит тогда с нашей душою? Что случается с нею, давно и, казалось бы, безнадежно поглощенной временным и ничтожным? Где логика в том, что мы, бесконечно далекие от нравственного совершенства, исполненные греховных навыков и измученные непрестанными тяжбами с собственной совестью, вдруг проникаемся благоговейно родственными чувствами к чуждому нам, как будто, подвигу святых; становимся маленькими, беззащитными детьми, уже не стыдящимися исповедать свою жгучую, наболевшую потребность в этом целительном чуде?

Видимо, прав был Тертуллиан, сказавший, что душа человека по природе своей христианка... И мы подсознательно, вне всякой логики и «здорового» прагматизма мира сего, с его выхолощенными, омертвелыми понятиями о добре и красоте, вдруг пригвождаемся сердцем к подлинно ценному, неизъяснимому, непрактичному и нелогичному — светоносному…

Но разве может быть святость логична! Разве расстояние, отделяющее нас от ее Истока, умопостижимо? Разве можно ее рассматривать в прикладном, обывательски-функциональном значении?.. Как писал С. С. Аверинцев, «есть ли надобность напоминать, что логический предел не есть жизненная норма, но как раз то, что не может и не должно становиться жизненной нормой?» [1].

…Тут и зарождается Великое Запредельное и берет свое начало могучая сила духовного тяготения, спасительно устремляющая нас к тому, что не от мира сего, к тому, что по вере, к победе —мир этот победившей (ср.: 1 Ин. 5, 4).

Жизненный путь святого митрополита Нек­тария Эгинского, канонизированного Греческой Православной Церковью в 1961 году, пожалуй, один из ярчайших примеров евангель­ского таланта быть в мире сем и оставаться от него свободным; полагать за этот мир душу свою (ср.: Ин. 15, 13) и беззлобно принимать ответную неприязнь…

В православной России очень и очень многие уже успели познакомиться со святителем Нектарием. Познакомиться, горячо полюбить этого великого Божьего угодника и испытать его скорое благодатное заступничество. Прежде всего, благодаря, конечно же, книгам о святом, которые стали переводиться и издаваться у нас в середине 1990-х. Это и небольшая, но очень проникновенная книга «Я говорил со святым Нектарием» Манолиса Мелиноса [2], где автор вступает в живой диалог с теми, кто в начале XX века еще застал митрополита Нектария на Эгине; с теми, кто видел его в худой рабочей одежде ухаживающим за молодыми саженцами; кто слышал его ласковое «Дитя мое» и был согрет простым и сердечным участием святого в своих нуждах; чье полуголодное, но счастливое детство прошло у стен Свято-Троицкого монастыря, устроитель которого, милостивый архиерей, одаривал ребятишек просфорками и конфетами…

Это и более фундаментальное и подробное «Жизнеописание», составленное архимандритом Амвросием (Фонтрие) [3], — труд, раскрывающий перед нами более полную картину «мытарств» святого в пору его деятельности в Александрийской Патриархии и дальнейших странствий по родной Элладе — грека без греческого подданства, митрополита, не принадлежащего ни к одной Поместной Церкви. Воистину путь неземной… Думается, тут будет уместно, хотя кратко, поведать еще незнакомому со святителем Нектарием читателю некоторые вехи этого непростого пути…

Родился Анастасий Димос Кефалас (таковы мирское имя и фамилия святого) в Силиврии Фракийской, в 1846 году, откуда 14 лет он отправляется в Константинополь, чтобы иметь заработок и возможность закончить среднюю школу. Работает он в то время на табачной фабрике. К этому же периоду относится и факт, свидетельствующий о глубокой детской вере и простоте Анастасия — терпя нужду, он пишет письмо «Господу Иисусу Христу. На небо» и тут же получает помощь.

Двадцатидвухлетним юношей Анастасий уезжает на остров Хиос и в течение 7 лет подвизается школьным учителем, а затем, поступив в местный монастырь Неа Мони, принимает монашество и диаконский сан с именем Нектарий.

Аскетические подвиги и иноческая, само­углубленная жизнь привлекают подвижника более всего на свете, но ему не суждено было остаться безвестным монахом-отшельником. Ему предлагают получение богословского образования в Афи­нах (проучился там с 1882 по 1885 г.), а также представляют Александрийскому Патриарху Софронию… Престарелый Святейший Патриарх чрезвычайно расположился к талантливому и благонравному иноку, который после окончания богословских курсов, за святое послушание, отправляется теперь уже в Александрию и поступает в распоряжение высокого начальства. Тут новый поворот в судьбе святого Нектария — это, говоря языком светским, молниеносный карьерный взлет: Патриарх рукополагает его во пресвитера, дает сан архимандрита; святой Нектарий несет секретарское послушание, он уполномочен быть представителем Александрийского Патриархата в Каире… В конце концов, его хиротонисают во епископа и возводят в достоинство митрополита… Всё — в предельно короткий отрезок времени.

Нетрудно догадаться, что при этом чувствовали те, кто жаждал и давно искал той «славы» и достоинств, которые так легко дались новичку Кефаласу. Сам же святитель вот что говорит после своей хиротонии: «С малых лет я молил Тебя удостоиться стать простым тружеником на ниве Твоего Божественного слова, а Ты испытываешь меня теперь в таких вещах» [4].

И это было действительно испытанием. Серьезным испытанием… Начались зависть, неприязнь, клевета, гнусные доносы… Относиться небрежно к своим обязанностям митрополит Нек­тарий не мог, а его ревностное и добросовестное отношение к делу влекло все новые упреки за­вистников, чье самолюбие ущемлялось чужим талантом и доброй славой в народе.

Дело недоброжелателей было сделано — Патриарх поверил клевете, и святой митрополит, вопреки всем правилам и канонам, без должного расследования всех обстоятельств, отправляется в отставку. Чуть позже он получает указание вообще покинуть Египет. И беда для святителя даже не в том, что он оставался без средств к существованию — эта грубая, без всяких объяснений отставка стала тем «волчьим билетом», который обеспечил ему двусмысленное положение в Греческой Церкви, что причиняло святому Нектарию боль и страдание практически до конца дней… Впереди у него годы неопределенности, должность провинциального проповедника и под старость — директорство в Ризарийской семинарии…

И только верующее сердце народа, неосведомленного, конечно, о таких жизненных перипетиях своего иерарха, видело в митрополите Нектарии подлинный светоч святости — видело и радости своей не таило.

…В Греции, надо сказать, было опубликовано несколько жизнеописаний святителя — и теми, кто знаком был со святым при его жизни, и теми, кто собирал биографические материалы о нем уже в новейшее время. В предисловии к книге Мелиноса издатели справедливо отметили, что почитание святителя в Греции сравнимо разве что с почитанием отца Иоанна Кронштадтского или преподобного Серафима Саровского в России… С отцом Иоанном практически совпадают и временные отрезки жизни, и так ярко явленная чудотворная сила.

Книга Софоклиса Димитракопулоса, которую сегодня предлагает читателю наше издательство, содержит много новых материалов о святом, и это существенно отличает ее от уже знакомых и полюбившихся нам изданий… Это и расширенная историче­ская справка о малой родине святого — Восточной Фракии, сведения о близких родственниках, о традициях и благочестивых нравах земляков-силиврийцев; это и сложная картина политической и нравственной ситуации в тогдашней Греции… Ситуации, которая не могла не коснуться и Церкви и не породить в ней проблем, свидетельствующих об упадке веры в обществе.

Вглядываясь в образ святителя Нектария, невольно, помимо понятного изумления перед тем чудесным и сверхъестественным, что во множестве явил в его жизни Бог, испытываешь радостное и легкое чувство, которое возникает при соприкосновении с чем-то само собою разумеющимся. Что может быть естественнее и обыкновенней маленького мальчика, пишущего письмо «Господу Иисусу Христу. На Небо»? Или что особенного в директоре семинарии, тайком моющем пол в семинарской уборной вместо заболевшего сотрудника? И разве бесчестие митрополиту — влачить нищенскую жизнь в бедных афинских кварталах? Не общий ли это путь всех настоящих хрис­тиан? Действительно, для христианского миро- и самоощущения во всем этом нет ничего особенного. Вот слова самого святого о себе, взятые из его переписки с афонскими монахами: «Если епископ и призван быть первым, то именно в смирении, и если он первый среди смиренных, то, следовательно, он должен быть послед­ним из всех. А если он последний из всех, то в чем же его превосходство?» [5]. Не правда ли, просто?

«Спасение,— как говорил другой “старший” современник митрополита Нектария святитель Игнатий Брянчанинов,— дело простое; только эта простота не дешево дается. Да и тот, у кого шея не вытерта хорошенько скорбями, не дает должной цены этой простоте» [6]…

Важность появления книги С. Димитракопулоса еще и в том, что мы получаем возможность цену эту по достоинству осмыслить.

Наверное, мы не ошибемся, сказав, что особенность архипастырского служения святого Нектария — служение словесное, служение литературно-проповедническое… Во всех испытаниях и треволнениях, ниспосылаемых святителю, видна твердая Десница Промысла Божия, неуклонно ведущая его по пути этого высокого служения. Еще пятилетним ребенком будущий святитель ощутил в себе проповедническое призвание. В семилетнем возрасте он собственноручно сшивал тетради, которые служили первыми хранилищами «божественных слов». А первую книгу святого «Сокровищница духовных и любомудрых речений» составили тексты, записывав­шиеся им в юности на табачных обертках и гильзах для приобщения к вечному случайных читателей.

Тяга к учению и просвещению привела его на богословский факультет Афинского университета (правда, постоянная нехватка средств, необходимость помогать родным и, наконец, политические неурядицы в греческом мире значительно отсрочили исполнение давней мечты).  Но уроки того Богословия, которое стяжевается чистотою сердца, искренностью веры и благодушным терпением невзгод, молодой Анастасий Кефалас усваивал с отроческих лет ревностно и неукоснительно. Уже тридцатилетним он начинает монашеский путь и служение Церкви. Любовь же к богословскому и литературному труду, проповеднический талант — на всех его путях и во всех испытаниях до последних месяцев земной жизни на Эгине оставались тем основополагающим и неотъемлемым даром, в котором находил утешение сам и которым надеялся принести наибольшую пользу людям.

«Служение слову Божию всегда было сопряжено со скорбями, как противное духу мира» [7] — не случайно вспоминается высказывание святителя Игнатия… Размышляя над жизнеописанием «Пентапольца», мы можем наблюдать картину этого очевидного неприятия миром противного (противящегося) ему Духа… Мир словно вычеркивал святого из категорий значимого и насущного для себя, словно не хотел считаться с самим фактом его существования рядом… Снова возвращаясь к событиям личной биографии святителя, добавим, что Александрийская Патриархия практически не платила ему жалованья; «стараниями» завистников он был отстранен от дел с «великодушным» и унизительным дозволением получать порцию пищи (!) в иерейской столовой, а далее был лишен и этого… Появившаяся у святого после четырех лет скитаний в Афинах должность иерокирикса — собственно, должность странствующего по церковным приходам проповедника, опять же, не давала никаких средств к существованию… Однако, едва лишь святитель совершает по просьбе верующих «самочинное» священнослужение, о нем, бесправном и никем не замечаемом, тут же вспоминают — он получает бесцеремонную по тону и содержанию бумагу из Халкидской эпитропии. Видимо, новые доносители так же усмотрели в его намерениях корысть — «стремление любой ценой занять Халкидскую кафедру»: «…эпитропия… доводит до Вашего сведения, что выполнение иерокириксами действий, приличных священному сану, несовместимо с возложенной на них высокой обязанностью, которая…» и т.п… Читать это невыносимо тяжело. Но знать о низких умыслах околоцерковных функционеров, упрекавших бессребреника в корысти, необходимо хотя бы затем, чтобы отдать дань великодушию святого. И неотмирность святителя открывается в том, что он, не пренебрегая заботами этого мира, добросовестно отписывая «по форме» объяснительные послания своим обидчикам, словно преображал своим терпением рутинное и повседневное, возвышая его до евангельского.

Вообще, надо сказать, что особая ценность данного издания заключается в представлении читателям многих документов тех лет, и в первую очередь — эпистолярного наследия святого. Перед нами раскрывается прекрасная в своей простоте и смирении, а вместе с тем твердая и мужественная душа блаженного митрополита.

Чего стоит одна его переписка с Патриархом Софронием, где мы увидим, с одной стороны, евангельскую покорность высшей власти, с другой — поразительное достоинство, с коим святитель тактично и мудро призывает своих обидчиков к справедливости.

Ни один период жизни святителя Нектария не был беспечален и беструден. Даже когда он, уже убеленный сединами старец, стяжавший славу мужа праведного и прозорливого, полагал последние силы свои на воссоздание женской обители на Эгине — и тогда враг рода человеческого чинил свои козни… На святого обрушилась новая клевета, которая хоть и была встречена им с истинно христиан­ским смиренномудрием, все же не могла не подорвать без того хрупкое здоровье 72-летнего старца…

Свято-Троицкий монастырь так и не получил при жизни святителя Нектария официального утверждения от церковных властей — по-видимому, как истинное детище своего родителя, не имевшего ни подданства, ни церковной реабилитации… Показательно в этом смысле и завещание святителя Нектария — документ, в коем святой «юридически» обозначает себя следующим образом: «…митрополит Пентапольский, временно пребывающий в Элладе и проживающий на Эгине как частное лицо…». Что тут скажешь, если и после четырнадцати лет чиновничьей службы святителя в Ризарионе Греческий Синод рассматривал его как «проезжего епископа», по слову самого Нектария Эгинского… Не имамы зде пребывающаго града… (Евр. 13, 14).

В довершение хотелось бы еще раз привести строки одного из писем святого Нектария, которые, на наш взгляд, очень емко и глубоко раскрывают его душевное устроение и становятся как бы девизом к его биографии и личному подвигу: «Чис­тота сердца и правый ум,— писал он слепой игумении Ксении на Эгину,— вот две вещи, которые нам следует любить, которых мы должны испрашивать у Бога и за которые должны бороться. Лишь они ведут нас к совершенству. <…> Через них мы становимся святыми и получаем задатки и предвкушение будущего блаженства» [8].

Сегодня почитание святителя Нектария распространилось во всем православном мире. Появляются все новые храмы, освященные в его честь, издаются его многочисленные богословские труды… В Греции он официально признан покровителем учащихся духовных школ. Впрочем, бесхитростные сердца простых людей — хиосских рыбаков, эвбейских ремесленников, эгинских крестьян или тех убогих старушек, которым он накладывал полные сумки продуктов у стен монастыря,— не нуждались в официальном дозволении чтить того, кто всегда был так близок их сердцу. Божьего человека они чувствовали безошибочно. И любили. Как любил простых верующих людей и сам святитель, усматривая в святой простоте истинное вместилище Божией благодати…

Нам остается только пожелать всем тем, кто впервые будет знакомиться со святым Нектарием, и тем, кто уже читал о нем, приобрести в свое неотъемлемое достояние хоть малую толику тех духовных сокровищ, которыми так щедро одаривал любвеобильный «Пентаполец». А это обязательно произойдет. Известно, что на Эгине до сих пор, здороваясь даже с незнакомым путником, местные жители всегда останавливаются с улыбкой и ждут, не спросит ли он о чем-нибудь, не пожелает ли отведать гроздь винограда или хотя бы испить воды?..

[1] Аверинцев С. Другой Рим. СПб., 2005. С. 35.

[2] См.: Мелинос М. Я говорил со святым Нектарием. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1995.

[3] См.: Амвросий (Фонтрие), архим. Святитель Нек­тарий Эгинский. Жизнеописание. М., 1998. См. также: Он же. Святитель Нектарий Эгинский. Биографический очерк. Богородице-Сергиева Пустынь, 2003.

[4] Амвросий (Фонтрие), архим. Святитель Нектарий Эгинский. Биографический очерк. С. 39.

[5] Амвросий (Фонтрие), архим. Святитель Нектарий Эгинский. Биографический очерк. С. 40.

[6] Игнатий (Брянчанинов), еп. Кавказский и Черноморский. Собрание писем / Сост. иг. Марк (Лозинский). М.; СПб., 1995. С. 645. Письмо 399.

[7] Игнатий (Брянчанинов), еп. Кавказский и Черномор­ский. Собрание писем. С. 750. Письмо 521.

[8] Амвросий (Фонтрие), архим. Святитель Нектарий Эгинский. Биографический очерк. С. 42.