Есть удивительный церковный праздник — Сретение Господне. Мало кто теперь знает о нем, ибо он так часто приходится на будний, рабочий день, тонет в ритме и суматохе нашей такой обыденной, такой грубо материалистической жизни!
А когда-то он был одним из важнейших, самых радостных и значительных дней церковного года — одним из двунадесятых праздников, т.е. праздников, связанных с теми главными воспоминаниями Церкви, в которых она выразила и запечатлела свое переживание мipa, жизни и человека.
Слово «сретение» — церковнославянское и в переводе означает встреча. В чем же состоит и о чем говорит нам праздник Сретения Господня? Он посвящен воспоминанию и духовному созерцанию события, о котором рассказывается в Евангелии от Луки. Согласно этому рассказу, через сорок дней после рождения Иисуса Иосиф и Мария по обычаю того времени принесли Его в Иерусалим, чтобы представить пред Господа. Тогда был в Иерусалиме, —продолжает Евангелие, — человек, именем Симеон. Он был муж праведный и благочестивый... и Дух Святый был на нем. Ему было предсказано Духом Святым, что он не увидит смерти, доколе не увидит Христа Господня. И пришел он по вдохновению в храм. И, когда родители принесли Младенца Иисуса, чтобы совершить над ним законный обряд, он взял Его на руки, благословил Бога и сказал: Ныне отпускаешь раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром, ибо видели очи мои спасение Твое, которое Ты уготовал пред лицем всех народов, свет к просвещению язычников и славу народа Твоего Израиля. Иосиф же и Матерь Его дивились сказанному о Нем. И благословил их Симеон и сказал Марии, Матери Его: се, лежит сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий,— и Тебе Самой оружие пройдет душу,— да откроются помышления многих сердец (Лк. 2, 25–35).
Мы вслушиваемся в этот простой, но такой удивительный рассказ и ощущаем, какой невероятной духовной красоты он исполнен. Как необычен, как прекрасен этот старец с Младенцем на руках и как таинственны его слова: Ибо видели очи мои спасение Твое! И постепенно начинаем постигать глубочайший смысл этого события, имеющий прямое отношение ко мне, ко всей моей жизни и к жизни всего человечества.
Вот из такого созерцания и выросли праздники. В них снова и снова сообщаются нам правда, радость и смысл, открывшиеся в решающие мгновения мировой истории. В чем же смысл, в чем радость этого Сретения — этой встречи? Я думаю, уже само слово «встреча» намекает на ответ. Что на свете радостнее встречи с тем, кого любишь, после долгой разлуки? И сколь многие из нас за последние годы пережили эту радость, когда после томительных лет разлуки, неизвестности, страха, волнений и тоски приходил наконец день встречи, и помнят, как стучало сердце, как застилало слезами глаза в последние минуты, когда уже подходил поезд, снижался самолет! Во всех песнях, во всей мировой поэзии встреча — всегда особое событие. «Предназначенное расставанье обещает встречу впереди» [1] — это из предсмертных стихов Есенина. А вот у Анненского: «Что счастье? Чад безумной встречи, одна минута на пути...» [2].
Я цитирую и вспоминаю это, потому что вся жизнь — и это так ясно, не правда ли? — в каком-то последнем и самом глубоком смысле соткана из разлук и встреч, живет ожиданием встречи и есть, по существу, одна непрекращающаяся встреча с неизвестным будущим. Жизнь — это, действительно, ожидание. Но тогда не символ ли какого-то высокого и прекрасного ожидания, не символ ли подлинной человеческой жизни этот старец, всю жизнь ждавший? И ждавший не чего-то случайного, маленького, ограниченного, а такого света, который озарит все, такой радости, которая наполнит собою все, такого ответа, который станет ответом на все вопросы. И как удивительно, как несказанно хорошо, что этот свет, эта радость, этот ответ даны были ему в Ребенке. И вот словно видишь эти дрожащие старческие руки, принимающие любовно и осторожно сорокадневного Младенца, эти глаза, устремленные на маленькое Существо, эту внезапную, все заливающую собою хвалу: «Теперь Ты можешь меня отпустить с миром: я видел, я держал, я обнимал То Одно, что заключает в себе весь смысл жизни!».
Симеон ждал, ждал всю свою долгую жизнь. И не значит ли это, что в своем все углубляющемся ожидании он духовно созерцал, предвосхищал эту встречу, так что вся жизнь его стала наконец сплошным «накануне»? Сколько, должно быть, бессонных ночей, сколько сомнений, сколько усилий! Но ведь и каждый из нас живет ожиданием какой-то встречи — встречи с любимым, встречи со счастьем, встречи (когда-нибудь, где-то там, на туманном еще горизонте жизни) со смертью... И не пора ли спросить себя: «Чего я жду? О чем все сильнее и настойчивее напоминает мне стук моего сердца и опадающие один за другим, как осенние листья, листки календаря? Преображается ли постепенно моя жизнь в ожидание встречи с главным?». Вот вопрос Сретения, и вот его ответ. Человеческая жизнь предстает в нем как прекрасное созревание души, все более углубляющейся, все более освобождающейся и очищающейся от мелочного, суетного, случайного. Само старение и увядание, удел каждого из нас, видятся здесь как возрастание и устремление ввысь, к тому последнему и сладостному мигу, когда от всей души, в полноте радости и благодарности говорят: «Теперь ты можешь отпустить меня, Владыко, с миром, ибо я видел. Видел свет, пронизывающий мip. Видел этого Ребенка, который принес в мip столько Божественной любви и отдает Себя мне!». Нет страха, нет неизвестности. Есть только мир, благодарность и любовь.
Вот то, что несет мне, нам, всему мipy ныне забытый праздник Сретения — праздник встречи души с любовью, встречи с Тем, Кто дал мне саму жизнь как возможность ждать и этим радостным ожиданием претворять, преображать ее.
[1] Из стихотворения «До свиданья, друг мой...» (1925).
[2] Из стихотворения «Что счастье?..» (1911). Следует: «Чад безумной речи?».
По книге: Шмеман А., прот. Беседы на Радио «Свобода»:
В 2 т. М., 2009. Т. 2. С. 170-173.