Прежде чем говорить о повести «Не опали меня, Купина. 1812», нужно сказать о ее авторе. Кто он? На обложке книги имя — Василий Костерин. Но это псевдоним. Повесть написана Валерием Лепахиным, доктором филологических наук, профессором кафедры русской филологии университета в венгерском Сегеде, автором двух десятков монографий о русской иконе, о ее истории, богословии, ее значении в Церкви, ее роли в русской культуре. 

В своей книге «Икона и иконичность» Валерий Владимирович предлагает нам последовать примеру святых отцов и придать слову «икона» значение гораздо более широкое, чем то, к которому мы привыкли: весь мир, сотворенный Богом, есть Его икона, «произведение совершенного Художника». Иисус Христос есть образ Бога невидимого (2 Кор. 4, 4). «Церковь — тоже икона, по определению преподобного Максима Исповедника, — пишет далее автор. — Храм и его алтарь — это иконы Царства Божия, Небесного Иерусалима и преображенного космоса. Епископ и священник — иконы Христа. Евангелие есть словесная икона Христова. Такие виды церковной словесности, как тропарь или акафист, проповедь или житие, суть словесные иконы…». 

И человек — икона Творца, ведь он создан по образу Божию (см.: Быт. 1, 26–27). Грехопадение человека помрачило, но не уничтожило этот образ. Человек призван к тому, чтобы «вернуть себе, точнее, выявить в себе с прежней силой, в изначальной полноте, в сиянии славы и красоты образ Божий, реиконизировать, воиконовить себя», — так пишет Валерий Лепахин в своей книге, опираясь на то же Второе послание апостола Павла к Коринфянам: Мы же все открытым лицем, как в зеркале, взирая на славу Господню, преображаемся в тот же образ от славы в славу, как от Господня Духа (2 Кор. 3, 18). 

Повесть «Не опали меня, Купина. 1812» — именно о преображении человека, встретившегося однажды со старинной русской иконой, именуемой «Неопалимая Купина». Герой повести, как ни удивительно, француз, более того — офицер армии Наполеона Бонапарта, участник наполеоновских войн, в том числе и Отечественной (для нас) войны 1812 года. Его зовут Марк-Матье Ронсар. Начало повествования — незабвенный сентябрь 1812 года: авангард армии маршала Мюрата, так и не дождавшись от «русских варваров» почтительной встречи (ключей от города на бархатной подушке), входит в Москву… а Москва горит, на глазах превращаясь в огненное море. 

По природе любознательный Ронсар пытается понять: что это за страна такая, что за народ, с которым ему пришлось столкнуться? Почему у русских воюют все, а не только армия? Почему русские воспринимают французов не как противников, а как смертных врагов, не допуская никакого «разумного» компромисса? Что именно они защищают, эти русские? Почему их невозможно победить, даже если побеждаешь? Победа сразу ускользает, не дав даже порадоваться, или же за нее приходится платить такую цену, что ты уже не чувствуешь себя победителем… 

Гений Наполеона бессилен перед таинственной русской реальностью. Марк-Матье Ронсар становится свидетелем катастрофы непобедимой, как казалось, армии Бонапарта. Уходя из России, французы грабят что могут — богатые дома, склады, монастыри… А главный герой почему-то берет одну только старинную икону — «Неопалимую Купину». Почему именно ее? Случайно?.. Божий Промысл о человеке случайностей не знает. Ронсар вспоминает события 14-летней давности: оказавшись в оккупированном французской армией Египте, он приехал в знаменитый монастырь святой Екатерины на Синае… и именно там, неожиданно для себя, «совершенно разучившегося молиться» (признание героя), прикоснулся к тайне Неопалимой Купины, которая есть и тот самый куст, который, как утверждают монахи, по-прежнему шелестит своей листвой под стенами синайской духовной твердыни, и одновременно — Пресвятая Дева. 

С того момента, как в дорожном сундучке французского офицера оказывается русская икона, с ним начинают происходить чудеса… Святыня дважды спасает ему жизнь. Особенно замечателен первый случай: зайдя в лес, Марк­Матье напоролся на русского мужика с вилами. Мужик не мог знать, что под шинелью на груди у француза икона. Зубцы вил ткнулись в оклад… «И тут случилось невероятное. Крестьянин отбросил вилы, сделал пару шагов в мою сторону, упал на колени и стал целовать повреждённый оклад. Как в полусне, я начал пятиться от него задом, а он смотрел на меня, часто крестился щепоткой и что-то бормотал на непонятном мне языке…». Этот эпизод выглядит особенно ярко на фоне других, отражающих кощунства, совершенные в храмах и монастырях французами. И не здесь ли разгадка всех загадок, загаданных французу Россией? 

Чудом (именно чудом!) уцелевший Ронсар возвращается домой, в Париж, к семье. Эпоха Наполеона закончилась, но странная эпоха в его собственной жизни, начавшаяся там, среди русских пожарищ, лесов и болот, заканчиваться не хочет. В последних главах повести Марк­Матье совсем уже не тот самоуверенный завоеватель, готовый снисходительно взирать на покоренные народы. Он заново учится молиться: от старинной русской иконы в его французском доме исходит незримое пламя и происходят чудеса, которых нельзя не заметить. В конце повести вчерашний враг смиренно возвращается в непобежденную Россию — не один, а с образом Богородицы. Он возвращает Ее домой — в ту московскую церковь, из которой когда-то взял. Священник предлагает ему принять православие, но он не решается на этот шаг, а потом, уже в Париже, корит себя за малодушие… Наверное, это было бы художественной неправдой — если бы главный герой повести стал «совсем правильным». Мы всегда неправильны, нас всегда на что-то не хватает… Но тем очевиднее преображающая человека сила Слова, сила Образа. 

Полагаю, необходимо сказать о еще одной повести Василия Костерина (Валерия Лепахина), которая называется почти так же — «Не опали меня, Купина. 1678». Связь меж двумя произведениями очевидна: написав о том, как преобразила «Неопалимая Купина» иностранца, автор не мог не обратиться к теме почитания этого образа в России. Писатель приглашает нас в короткую, радостно-печальную эпоху царствования Феодора Алексеевича Романова — старшего брата Петра Первого по отцу, ставшего русским царем в 15 лет и умершего на 21-м году жизни. В нашем сознании не укладывается: как возможно в этом возрасте стать сильным, справедливым и милосердным правителем бескрайней, мало предсказуемой державы? Но Феодор Алексеевич именно таким и был. Вступая вслед за автором повести в кремлевские палаты, мы оказываемся в ином измерении — в измерении, где даже возраст человека воспринимается иначе, то есть где человек совершенно иначе растет. Автор показывает, что эпоха Феодора Алексеевича — это последний закатный отсвет русского Средневековья. Что есть Средневековье? Это время, когда мир еще иконичен, когда создание иконы — всякий раз священнодействие; когда она действительно воспринимается как святыня, потому что она — образ, восходящий и возводящий человека к Первообразу; и когда иконы, окружающие человека (в данном случае — царя), совершенно реально воздействуют на него, участвуют в каждом его внутреннем движении, предостерегают его от ошибки, не дают совершиться греху. «Неопалимая Купина» не позволяет Феодору Алексеевичу наказать безвинно оклеветанного боярина, а благодарность заставляет его затем простить того, кто действительно совершил преступление, приписанное невиновному. 

Книги Валерия Лепахина — как научные, так и художественные — заставляют нас задуматься о том, какое место занимает икона в нашей духовной жизни, как мы воспринимаем связь между образом и Первообразом, видим ли мы иконичность мира и Церкви. Это непростые вопросы; возможно, чтение этих книг подтолкнет нас к поиску ответов на них.

Газета «Православная вера», № 09 (725), сентябрь 2023 г.