отрывки из Дневника крестного хода Балашов — Вавилов Дол
Автор этих путевых заметок — журналист и многодетная мама Наталья Музафарова. В 2009 году она впервые отправилась в крестный ход и сразу «заболела» им навсегда. С 2010го Наталья выполняет послушание летописца молитвенного шествия, в этом году приняла в нем участие с младшими детьми — семилетней Верой, пятилетним Петром и двухлетней Лидой. На вопрос: «Что дает Вам участие в крестном ходе?» — она, немного подумав, отвечает: «После него у меня такое состояние души, когда я, как и мой сын Петя, просыпаясь по утрам, могу сказать: “Всех, всех люблю!”. С какими бы нестроениями, огорчениями ты туда ни пришел, все развеивается, словно утренний туман».
Как же много милости у Всемогущего! Вырвались! Именно так — словно вырвались из плена вражеского! Как выяснилось, очень у многих братьев и сестер похожие одна на другую истории «прибытия в полк» через уйму искушений. У кого-то внезапно астма открылась, а рюкзаки уже собраны, домашние уговаривают поехать полечиться в санатории. У кого-то накануне крестного хода чуть ли не гипс, и тоже поберечься бы, но душа просит идти. Хоть на денек, за день же «ничего страшного». И именно тут оказывается, что лучшего санатория не найти: душа и в какой-то мере тело сразу же обретают долгожданный покой.
* * *
Одна жительница Калининска вышла из городка, чтобы встретить крестоходцев, да так, вглядываясь в горизонт, прошла по трассе 2,5 часа. Благодарно встала ниц под икону. Примкнула к крестному ходу и снова пошла час за часом. Одна — представительница целого районного центра.
* * *
На выезде из города к нам подъехал мужчина на велосипеде, местный житель. Спросил, что это за процессия и куда направляется. Рассказали в двух словах. Затем проводил нас до Поклонного креста. Мы предложили идти с нами. Он, не задумываясь, спрыгнул с велосипеда и пошел с крестоходцами в Лысые Горы. «Без ничего» — ни пары сменных носков, ни ложки, ни одеяла.
— Я, может, ради этого дня и жил! — сказал он мне уже на стоянке, в Лысых Горах. Зовут его Георгий. Всю дорогу шел своими ногами, «коня» вел за собой. Теперь домой. На велосипеде.
* * *
В необыкновенной тишине (даже звона комаров нет) зарождается рассвет. Наверное, как и тогда, в июне 41‑го, 22‑го числа. Спящие на рассвете реагируют только на непрерывный — в течение пяти минут! — колокол. А то, что привычная поварская работа уже идет — с неизбежным бряцанием, поскребыванием (труженики кухни на час раньше встают и на час позже ложатся) — воспринимается спящими как сладкая музыка.
Как же сливается воедино за все эти годы команда, где каждый на своем месте! Быть христианской общиной — как же много это в наше время!
Самое трудное дело, спроси любого, — это молиться. Новичкам приходится разъяснять, что учиться жить по-христиански — основная цель крестного хода. Поэтому неизбежны ранний подъем, молитва, участие в общем деле — Божественной литургии. Причащаются обязательно все, нельзя сказать: «Да я на Пасху уже говел, исповедался и причастился». Крестный ход — это не туристский поход, не спортивные нагрузки. Это маленький ежедневный подвиг, своеобразные вериги, и если через него укрепляется вера, приумножаются силы для исполнения заповедей Христовых, значит, ты становишься крестоходцем.
* * *
Для чего мы идем? На этот вопрос приходится отвечать даже самому себе в минуты искушений. Подтачивает червь: а можно было в Крым махнуть!
— Признаюсь как на духу, я тоже не понимал, для чего идти куда-то в поля, леса, когда храм твой — вот он, под боком. Я воцерковляться стал лет 25 назад, считал себя опытным в духовных вопросах, — говорит мой собеседник Игорь.
— А теперь? — это я возвращаю его к вопросу «Зачем все ходят?». Четыре года назад решился Игорь на совершенно безумное предприятие — безумное, потому что астма, суставы и прочий «букет».
— При виде собранного рюкзака стало в прямом смысле дурно, — говорит он. — Вот и смалодушничал, не взял его, решил проводить крестный ход до Дубков и вернуться. И не смог этого сделать. Пошел прямо без вещей, потом привезли знакомые. Всё было, конечно. Нога пошла нарывом, а я-то помалкивал, не признавался, клеил себе пластырь. Комиссовали на кухню. Вот где я понял, что такое тяжелая ноша крестоходца! На кухне только с виду легко.
* * *
«Не хватает кислорода!» — основной лейтмотив сегодняшнего дня, как только вышли из поселка Соколовый и отступили поле и лес. Всё больше было городской среды, кричащая реклама на каждом новом километре, изнуряющая, вытягивающая все соки неумолимая жара.
Саратовцы, конечно же, на побывку домой, чтоб завтра с новыми силами идти, не страшась пути. Забирали с собой по домам «иногородних». К слову сказать, иногородних прибавляется. Есть москвичка, у которой дальше билет куплен в Екатеринбург, поедет к месту расстрела царской семьи. Приехала сегодня северянка. Звонил из псковского крестного хода бывалый крестоходец Михаил, справлялся о «наших».
Наш крестный ход не сравнится ни с одним российским — ни километражем, ни количеством дней в пути. За полтора десятилетия практически в каждом населенном пункте области храм либо построен, либо возрожден, либо началось строительство, и живое свидетельство о вере в этом помогает. Это и апостолы могли бы не покидать Иерусалим, однако же пустились с живым словом по всему свету. Пост идет апостольский, в память о подвижниках благочестия. Крестный ход посвящен новомученикам и исповедникам российским, святым царственным страстотерпцам. Он покаянный за всю Россию, раздираемую и ныне. Не по душе было крестоходцам на выходе из Сокола встретить БТРы, идущие прямиком в военную часть (есть такая при поселке). Пусть будет мир во всем мире!
* * *
Из Саратова идти трудно, нет еще слаженности колонны, молитва не идет у многих, а вместо нее бытовые разговоры — «с осуждением», «с рассуждением». Разговоры вроде «в чем смысл жизни», «как помогает вера», «как распознать гордость». Еще пару деньков — и всех «проповедующих» призовут строго соблюдать устав крестного хода. Никакой отсебятины.
* * *
Мы живем как будто в евангельское время. Что означает давно забытое слово «кущи» (хижина, жилище, шатер), напомнил в проповеди отец Николай Генсицкий, служивший в Расловке Литургию. «У вас такие же кущи — большие палатки! А если сложить весь километраж, который прошел за 13 лет ваш крестоходный батюшка, отец Сергий Чамышев, его можно сравнить с ветхозаветным Моисеем, сорок лет водившим народ по пустыне в поисках Бога».
Расловка и впрямь похожа на ковыльную пустыню — от запахов трав засыпаешь, как младенец. И рассвет в полнеба, словно солнце в купели. Сегодня мы шли долгий-долгий, нескончаемый путь. И Моисей у меня из головы не шел. Легко было идти с молитвой, с ветерком, но стоило только подумать о мозоли, о сердцебиении, как сразу же не хватало воздуха (или веры в то, что дойдешь?).
Трудная, разбитая дорога на подъезде к новому строящемуся аэропорту в Сабуровке. Проносящиеся мимо большегрузы. Запах выхлопных газов вперемешку с отдаленным теперь после Расловки ароматом луговых цветов. Я везу в коляске букет медунка, какая-то добрая женщина набрала нам. Сколько рук крестоходных мне сегодня помогало! Успокоить детей, завязать им косынки, везти на колясках, поить компотом. Огромная волна благодарности ко всем, кто нас не просто «терпит» — впускает в свое сердце. И прежде всего, конечно, батюшкам нашим — отцу Александру Степовику, отцу Сергию Чамышеву. Смогу ли я хоть на толику вернуть всю эту любовь, подаренное мне добро этим людям?
 |  |  |
* * *
В Афанасьевке меня поразил оживающий храм, где «марафет» появился не только к прибытию богомольцев, где возрождается приход. Правда, службы редкие. Сегодня на вечерню пришла только одна жительница Афанасьевки. Рада была узнать, что это дочка моей хорошей знакомой по прежним ходам — жительницы Афанасьевки бабы Лизы. Я до службы с ребятишками постучала в ворота. И было бы страшно узнать, что хозяева сменились, прежние умерли. Но баба Лиза в свои 85 лет в добром здравии встретила нас, сразу же узнала, выделила из скудных запасов воды (в Афанасьевке она на вес золота), практически полведра. По ковшику на брата — и дети мои выкупаны, переодеты, на службу пришли не чумазые. Правда, не прошло и получаса, как снова уже купались в лужах пыли у храма.
Мне очень дорог этот маленький храм Александра Невского, где прежде были руины. Сейчас крышу перекрыли, окна вставили, полы зацементировали, даже чтото наподобие иконостаса есть и престол с жертвенником. Крестоходцы, у которых нет палаток, расположились сегодня на ночлег в храме.
Не спят, светят во тьму два светлячка-фонарика. «Что Вы пишете?» — умираю от любопытства. Брат Роман не скрывает: «Пишу дневник крестного хода. Как бы Вам объяснить, для чего… Столько ежедневных открытий делаешь — если не записать в течение дня, забудешь. А так — словно законсервированная в банке вишня. Открыл зимой, попил чайку, вспомнил очень интересных людей. Сегодня я записал, что познакомился с Алексеем. Он на “ЗИЛе” в крестном ходе. Вроде как в тылу, а нагрузка на него падает большая. Или вот с Олегом недавно познакомился. Он идет с сыном Серафимом. Мы, оказалось, оба можем петь на службах, быть чтецами. Это сближает».
«Какую самую первую запись Вы сделали в своем дневнике?» — спрашиваю у него. «Три года назад это было. Я написал, чтобы не забыть, как благодарен этим людям, которые это всё организовали с такой заботой. В крестном ходе себя чувствуешь так, словно ты уже познал, что значит жить в Царствии Небесном».
* * *
Описать место ночлега крестоходного лагеря близ Усовки на источнике святой мученицы Параскевы Пятницы невозможно без эмоций. Каждый постарался хоть минуту полежать на спине прямо в душистой траве, раскинув руки. Целительный покой, дарованный Небом. За день наелись земляники на лесных полянах — что ни привал, то подарок судьбы. Накупались в святом источнике, попросили о чудодейственной помощи мученицу Параскеву. Драгоценные цепочки, колечки постоянно кто-нибудь крепит к ее иконе — в благодарность.
«Лишь бы это увидели сошедшие с маршрута по бессилию, лишь бы поверили в свои силы», — вспоминаю впечатления крестоходца Романа Палтахиенти, о которых он написал в своем дневнике. Касаются они вот этих благодатных дней, когда молитвенники наконец-то достигают воды. Сначала — источник, где пьешь бесконечно целебную воду, такая она ледяная и вкусная. А потом — переправа из Усовки в Кошели. Все, как сговорившись, называют переход «лёгким»: пока моторки вздыбливают волжскую волну (здесь Терешка впадает в Волгу) и кого-то уже перевозят, ты блаженно сидишь на берегу и ждешь своей очереди. А потом, после переправы, тоже сидишь на другом берегу, и минуты кажутся вечностью, длить бы их и длить.
«Я напишу в своем дневнике, что кошелевцы — особый народ, — говорит мне мой собеседник Роман. — Столы с пирожками и компотом нас встречали, тепло сердец, распахнутых навстречу. Забуду ли я когда-нибудь этот высокий берег? Эти последние за день километры по сосновому бору, по мягкой земле: так и хотелось сбросить ботинки и идти босиком. Забуду ли удивительной красоты деревянный храм? Что еще я запишу? Наверное, то, что надо время от времени постигать трудности, чтобы открывались глаза. Чтобы хотелось благодарить Бога за каждый отпущенный день и даже час. В городе сейчас все поголовно думают о кондиционерах, вентиляторах. А когда Евхаристия совершается каждый день, вопросы комфорта становятся уж точно не главными. Смысл жизни приоткрывается. Смысл жизни — в самой жизни!»
* * *
Человек в «скорой», у которого кружится голова, гудят ноги, бегают черные мушки в глазах, тоже может рассказать что-нибудь необыкновенное. «Человеческое — есть то, что делает всех людей одинаковыми. Небесное — каждого единственным», — говорит бывалая крестоходка, жительница Новосибирска Антонина. Крестоходных мальчишек при случае она учит не гордиться успехами, даже в школе. В свои 63 года разговоры о хондрозных спазмах, больных суставах молчаливо не поддерживает. «Перспектива попасть в зависимость от аптек, врачей всегда приводила меня в ужас, — говорит легкая на подъем Антонина, несмотря на то, что подошвы обеих ступней заклеены пластырем. — Лечусь крестными ходами. Если в Крым — то тоже на крестный ход».
* * *
— Сегодня жара была за пятьдесят, чтото неимоверное! — делятся впечатлениями дня крестоходцы. От духоты глаза слепли, мошки облепили с ног до головы, от них спасения не было. И вот ведь стоило смыть пот волжской водой, все напасти отступили, как и не было. Так в джакузи не отмоешься, как на меловом берегу Семёнова хутора.
* * *
Тишина после отбоя. Не спят только комары. Да еще вечно не спящие труженики кухни. У них уже на завтра огонь разведен в очаге. Стругается картофель, лук и зелень. Поднаторевшие помощники из числа «мозолебольных» могут теперь стажироваться в общепите. Сегодня на ужин был украинский борщ! А я лично тоскую по крестоходным маринованным огурчикам. Спокойной ночи, дорогие мои! Пусть приснится вам пастернаковский «степной нечёсаный растрёпа, пропахший липой и травой, ботвой и запахом укропа, июльский воздух луговой…».
Читаю дневники царской семьи, чтобы ближе был крестный ход, посвященный святым царственным страстотерпцам и тем, кто отдал свои жизни за веру в безбожный век. «Даже то, что нам не нравится, мы должны делать с любовью и тщанием, и перестанем видеть то, что нам неприятно», — пишет императрица детям. В эти считаные до расстрела дни сто лет назад царевны в ссылке пилили и кололи дрова, по-прежнему занимались рукоделием, не прекращали обучения.
Сегодня идет практически горстка. Четыре смены крепких мужских рук, несущих святыню крестного хода. И женщины-подвижницы. Всех, кто слаб духом или телом, постарались отправить в лагерь, хотя и здесь нагрузки больше двух суток «прикомандированные» не выдерживают. Народу всё меньше, кто-то еще догонит крестный ход, кто-то покинул.
* * *
Крестоходцы уже побронзовели — так могут выглядеть только счастливые люди. Сияющие глаза излучают доброту. «Так лечит исповедь каждодневная и Святые Дары», — говорит мне раба Божия Ольга. «А что сейчас может быть важнее? Варенье варить?» — спрашивает она меня. Для нее в этом году огромная помощь была при каждом шаге — взгляд на икону. Либо царственные страстотерпцы благословляют, либо Спас. Прилепись — и не думай больше ни о чем.
* * *
Добрые терсинцы — жители Терсы — встречают крестоходцев вкусными пирожками и холодным компотом. Все уже успели выкупаться в Волге, и к вечерней трапезе и правилу кругом развевались бельевые веревки с сохнущим бельем. У палатки женщина с девочкой заключает меня в объятья: «Вы? Я еще в десятом году, читая первый Ваш дневник, знала, что обязательно когда-нибудь в крестный ход пойду. Моя девочка росла, а я думала, как Вы с такой малышкой идете? Читала каждый день Ваши отчеты! Плакала от счастья и сопричастности».
Фото участников крестного хода с сайта pokrovsar.ru