Старинная Максимовка — село в Базарно-Карабулакских лесах — в минувшем январе отметила день мученической кончины Михаила Васильевича Куприянова — местного крестьянина-скорняка, старосты прихода местной Покровской церкви. Он был расстрелян 12 января 1938 года — предположительно в Вольске.

12 января этого года в Максимовке были и соборное богослужение с литией по всем репрессированным и раскулаченным землякам, и концерт духовной музыки, и выставка краеведческих материалов, и небольшой лекторий… А днем раньше в местной школе состоялась встреча с внучкой расстрелянного земляка — Анной Петровной Никифоровой, благодаря которой все это и стало возможным.

У Анны Петровны в феврале трудный юбилей — 85. Впрочем, когда разговариваешь с нею по телефону — и не предположишь столь почтенного возраста: голос молодой, ясный, человек энергичный и легкий на подъем. Сразу соглашается на встречу: «Я в среду из деревни приеду в город».

Дедушку своего Анна Петровна не застала — родилась через месяц после его смерти. Впрочем, семья не знала, что Михаила Васильевича нет в живых:

— Бабушка моя, Анна Федоровна, до последнего своего часа молилась о муже как о живом,— рассказывает моя собеседница.— У дедушки было шестеро детей: три сына и три дочери. Мой отец вспоминал, как дед приучал их всех к труду с раннего детства: поднимал до рассвета, сажал на телегу — и в поле на весь день. Когда деда арестовали, дети были уже взрослые, у них были свои семьи, и они стали разъезжаться из Максимовки. Мне было всего три года, когда мы перебрались в Саратов. Здесь мы пережили войну — помню голод, помню, как бомбили Увек, завод «Комбайн», шарикоподшипниковый. Мы на огородике своем по утрам находили осколки бомб. Бабушка моя всех нас, своих внуков, воспитала в вере. В городе действовал только один Троицкий собор, и каждую субботу мы с бабушкой ехали на трамвае на всенощную. Потом ночевали у какой-то женщины, потому что слишком далеко было домой возвращаться, трамвай редко ходил — а утром были на Литургии. То, что я выросла верующим человеком — заслуга бабушки, я очень ей благодарна. Но и родители мои тоже никогда не отрекались от веры. В доме у нас всегда были иконы, горела лампадка, лежала на виду Псалтирь — отец и мама никого не боялись и веры своей не скрывали.

Семья хранила не только веру, но и память о своем мученике. Дети не дожили — внуки дожили до новых времен. И младшая внучка, Анна, решила действовать:

— Я обратилась к отцу Максиму Плякину (секретарь епархиальной комиссии по канонизации подвижников благочестия.— М.Б.), он помог мне связаться с обществом «Возрождение», с Евгением Леонидовичем Лебедевым, а тот посоветовал обратиться в ФСБ.

Она берет в руки пожелтевшую папку — уголовное дело ее деда. И читает характеристику из сельсовета: «…имел овчиную кустарку, выделывал овчины и сбывал их большими партиями на рынок. Церковник, был председателем церковного совета до 15 лет (на протяжении пятнадцати лет.— М.Б.) и церковным старостой. До настоящего времени единоличник, ведет агитацию против колхозного строительства…».

Арест в декабре 1937-го был уже не первым в жизни Михаила Куприянова. По словам его внучки, ранее он успел посидеть в тюрьме, откуда его выручил земляк, работавший где-то в партийных верхах. Но документов, подтверждающих это, пока нет.

А в деле 1937–1938 годов — только один протокол допроса. 61-летнего крестьянина пытаются уличить в контрреволюционной агитации и в преступных связях с двумя «церковницами» — «монашкой Назаровой» и Марфой Абрамовой. 58-летняя Аграфена Назарова была, скорее всего, их тех монахинь, инокинь, послушниц, которые искали себе приюта в селах после закрытия монастырей; над ее фамилией в протоколе чьей-то рукой дописано «расстрел». Марфа Алексеевна Абрамова, в отличие от нее — коренная максимовская; допрашиваемый поясняет, что муж Марфы — валяльщик валенок, по этой причине он, Михаил Куприянов, в их избе и бывал: «контрреволюционной агитации никогда не слышал, а о Назаровой сказать ничего не могу, так как я ее не знаю…». Марфа, судя по дописке, получила десять лет, ну а Михаил Васильевич — как уже сказано…

Сегодня появилось почему-то очень много людей, которые хотели бы изгладить из нашей памяти русское христианское мученичество ХХ века, реабилитировать и превознести тогдашнюю власть. Уместно напомнить, с кем эта «самая справедливая и истинно народная» власть боролась, кого она методически выпалывала, уничтожала. Простых русских людей — крестьян, тех, кто за всю свою жизнь ни разу позже рассвета с постели не встал, кто отродясь мог рассчитывать только на свои руки, больше ни на что…

Максимовка — село старинное: дата его основания в разных источниках варьируется, но это однозначно XVIII век. Таких толковых и предприимчивых крестьян, как Михаил Куприянов, в нем в свое время было много: статья в «Большой саратовской энциклопедии» рассказывает и о кузнецах, и о плотниках, и о сапожниках с портными, и о тех же скорняках, и о мельниках, а мельниц — только водяных — на 1881 год в Максимовке насчитывалось шесть. Была деревянная церковь Покрова Пресвятой Богородицы, вновь отстроенная в 1900 году после пожара, а после революции превращенная в колхозный клуб. В колокольне, оставшейся от этой церкви, до 2005 года обитал местный православный приход, потом колокольня сгорела.

Максимовцы умели хранить веру и сохраняли ее даже в советские годы: тамошние бабушки рассказывали мне, как в молодости тайком бегали на молитвенные собрания, проходившие в некоей «глинухе» — саманном домике. В новые времена, уже после пожара в колокольне, максимовцы упорно добивались того, чтобы в их селе был настоящий храм, и добились: видя их ревность, тогдашний правящий архиерей, митрополит Саратовский и Вольский Лонгин (ныне — митрополит Симбирский и Новоспасский.— М.Б.), оказал максимальное содействие. А на месте старого Покровского храма, в котором молились и Марфа Алексеевна с мужем-валяльщиком, и Аграфена Назарова, и Михаил Куприянов со всем своим семейством, теперь поклонный крест. Анна Петровна Никифорова надеется, что это место будет обустроено, что появится мемориальная доска… Ее вообще очень тронула отзывчивость жителей Максимовки, особенно то, что во всех встречах принимали участие дети — ученики местной школы:

— Какие же они молодцы, что и детей учат помнить!

Учитель максимовской школы Галина Валерьевна Теплова вместе с детьми занимается краеведением уже много лет. Среди многочисленных докладов, рефератов и сообщений — работа об истории максимовского храма...

— Мы думали, что закрыли уже эту тему, всё, что могли, выяснили — а тут вдруг Анна Петровна! Как же мы благодарны ей! Теперь между нами крепкая связь, и мы надеемся узнать гораздо больше о наших земляках, пострадавших за веру.

Настоятель максимовского храма в честь Покрова Пресвятой Богородицы иеромонах Алипий (Пышин) рассказывает, что впервые о Михаиле Куприянове услышал от настоятеля саратовского храма во имя священномученика Космы (Петриченко; такой же крестьянин из недальней Рыбушки) иеромонаха Анастасия (Денисова). Дело в том, что внуков у убиенного Михаила было много, до наших дней дожили четверо — им сейчас 96, 94, 92 и 85 лет. И все они — благочестивые верующие люди. Отец Анастасий окормляет двух родных братьев и сестру: Василия Федоровича, Ивана Федоровича и Анну Федоровну. От них он и узнал о репрессированном дедушке-старосте.

— А когда я стал настоятелем в Максимовке,— продолжает отец Алипий,— вспомнил рассказ отца Анастасия и решил познакомиться с потомками Михаила Васильевича поближе, собрать сведения, документы — и сделать все возможное, чтобы донести это до людей, до жителей села. До всех, не только до прихожан. И все, к кому мы обратились, очень тепло откликнулись — и школа, и библиотека, и дом культуры. На встречу с Анной Петровной пришло много сельчан. Они задавали ей вопросы, рассказывали о своих родственниках. Одна женщина принесла справку о реабилитации своего деда, крестьянина Степана Абрамова, арестованного в феврале 1938-го — нам предстоит еще выяснить, имеет ли он отношение к Марфе Абрамовой.

Отец Алипий с прихожанами составляют синодик — список максимовцев, хранивших веру и благочестие в безбожные годы. А я слушаю своих собеседников и думаю: что такое память? Это книга, читая которую народ познает себя; народ, закрывший книгу-память, себя теряет. Но книга эта, как и всякая другая книга, есть труд, труд людей с живыми сердцами и беспокойной совестью. Эти люди не согласны забыть, они делают, что могут — для того, чтобы мы оставались русским православным народом, помнящим своих мучеников.

Газета «Православная вера», № 02 (718), февраль 2023 г.