О самом необычном богослужении Великого поста
Каждому христианину, более или менее регулярно посещающему храм, приступающему к спасительным Таинствам, известно, что Великий пост «не состоится», если хотя бы раз не прийти на Литургию Преждеосвященных Даров. Эта удивительная по своему покаянному настрою служба совершается в течение всего Великого поста по средам и пятницам; а в Страстную седмицу — в понедельник, вторник и среду.
Господь рядом
Конечно, она совершается в будни, конечно, трудно выкроить драгоценное утреннее время, занятое работой и заботами о ближних, — трудно, но можно. И нужно. Потому что без этой Литургии не сложится образ великопостного богослужения, да и сам Великий пост рискует остаться чисто гастрономическим предприятием. Почему?
Потому что Литургия, которая служится в Великий пост по субботам и воскресеньям, это та самая Литургия, на которую мы ходим и в обычные, непостные дни. Она написана по чину святителя Иоанна Златоуста или святителя Василия Великого и почти ничем не отличается от той, которая служится в привычное время. Поэтому если и в пост ходить в храм исключительно по выходным дням, то будет полное ощущение, что поста нет, и все происходит, как всегда, быть может, лишь с небольшими нюансами.
Чин Литургии Преждеосвященных Даров был написан в VI веке святителем Григорием Двоесловом, папой Римским. По духу и структуре она совсем другая, более, если так можно выразиться, великопостная, менее праздничная. Главная особенность - во время Литургии Преждеосвященных Даров происходит причастие заранее освященными Телом и Кровию Христовой. Заранее, то есть прежде текущего момента, отсюда и название.
Если во время «простой» Литургии мы просим о том, чтобы по молитвам Церкви Господь и в этот раз пресуществил хлеб и вино в Свои Святые Тело и Кровь, то в течение всей Литургии Преждеосвященных Даров Дары уже есть и находятся в алтаре. Они были освящены на обычной, воскресной Литургии, и пребывают в храме с воскресенья. Таким образом, с самого начала Литургии Преждеосвященных Даров Сам Христос незримо стоит в Царских вратах, рядом с верующими. Осознание этого факта придает богослужению особый трепет.
Вот почему на эту службу так важно попасть. И хотя Великий пост уже подходит к концу, все возможно при особом сердечном устремлении.
К небу, домой
Литургия Преждеосвященных Даров по-особенному красива. В течение ее хода обязательно читается отрывок из книги Бытия — рассказывается об изгнании Адама и Евы из рая после их грехопадения. И слушая в который раз об этом, ты словно заново понимаешь, чего от нас хочет Господь. Да одного — раскаяния и перемены жизни…
«Свет Христов просвещает всех!» — когда священник выходит из алтаря и осеняет крестообразно всех молящихся свечой, при этом произнося эти слова, становится понятно, что любая перемена к лучшему возможна только с Богом. Только в лучах Его света и тепла, просвещающего и освящающего.
Также поются стихи из 140-го псалма царя и пророка Давида. И как бы ни был неполон хор, слабы голоса, слова «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою» невозможно спеть фальшиво — они поются сердцем.
Вместо привычной «херувимской» на великопостной Литургии хор поет: «Ныне силы небесныя с нами невидимо служат: се бо, входит Царь славы, се, жертва тайная совершена дориносится. Верою и любовию приступим, да причастницы жизни вечныя будем». Затем все совершают земной поклон, становясь на колени, — в знак благоговения ко Христу, Который Своей Жертвой спас каждого грешника от плена смерти, показал всем путь домой, в рай…
Прикосновение Неба
…Моя первая Литургия Преждеосвященных Даров «состоялась» в полуразрушенном монастыре, затерянном среди заволжских степей. В монастыре в прямом смысле этого слова — богослужение совершал один-единственный иеромонах, которого отправили восстанавливать поруганную обитель: в советское время на ее территории устроили психиатрическую лечебницу, даже скорее — колонию для душевнобольных. Решетки на окнах в братских корпусах, полупровалившиеся крыши и вспученные, словно льдины, полы, водонапорная башня на месте величественного храма, холодный, пробирающий до костей мартовский ветер. А в малюсеньком, прокопченном за минувшие годы помещении бывшей поварни, освященном и украшенном по мере возможностей, вместе с отцом-настоятелем, единственным на тот момент насельником монастыря, служили силы небесные. И это было понятно — сердцем. Ведь не было на службе никого, кроме священника и меня, но полнота жизни, ее тишина, радость, ясность вошли даже внутрь моей души.
Через пару лет и позже я приезжала в этот же монастырь. Всюду зеленела трава, шел ремонт, было расчищено озеро возле храма, который сиял небольшим куполом и белыми стенами. Из монашествующих там по-прежнему — отец-настоятель, но зато множество трудников, паломников, экскурсантов. С трудом скептический разум верил в такое вот положение дел в тот мартовский день Великого поста, когда я впервые упала на колени перед аскетичным алтарем в разрушенном, едва оживающем монастыре.