Люди, которые восстанавливают разрушенные, поруганные храмы, не имея ни больших средств, ни особых связей, только за счет собственного упорства, только на чувстве долга… Они есть сегодня в России, слава Богу. Побеседуем с одним из них — уроженцем Саратова, историком, автором книг о священномучениках ХХ века, научным руководителем проекта по популяризации наследия Поместного Собора 1917–1918 годов, главой Некоммерческого партнерства по защите и сохранению объектов культурного наследия «Спасское дело» Александром Мраморновым.

— Александр Игоревич, расскажите, пожалуйста, как вошел в Вашу жизнь единственный в России храм во имя святой мученицы Аллы Готфской в селе Старая Потловка Колышлейского района Пензенской области?

— В 2005–2006 годах я работал над книгой о священномученике Гермогене (Долганёве) и наткнулся на переписку епископа Гермогена с Надеждой Михайловной Рихтер, его духовной дочерью. Затем совершенно чудесным образом мне удалось познакомиться с ее потомками: праправнучкой Екатериной Шеффер и ее дочерью, то есть внучкой с тремя «пра». Они рассказали мне о том, что усадьба Надежды Михайловны сохранилась, и даже храм, который она построила у себя в усадьбе, еще стоит.

Аллой звали младшую дочь Надежды Рихтер; это была необычная, духовно одаренная девочка, она умерла в пять лет. Ее мама решила построить церковь как раз на том месте, куда смотрела через окно больная, умиравшая девочка. Маленькая Алла умерла в 1889 году, в 1894 году был выстроен деревянный храм, а к 1901 году — каменный. Настоятелем храма святой Аллы одно время был иеромонах Леонтий (фон Вимпфен), который в 1916–1917 годах был епископом Петровским, викарием Саратовской епархии, а в 1919 году в Астрахани был расстрелян. Сердобский уезд принадлежал тогда к Саратовской епархии.

Сложилось, однако, так, что впервые приехал я туда, в Старую Потловку, лишь в 2011 году вместе с Екатериной Шеффер. Она показала мне это обрубленное здание, похожее на кирпичный сельский сарай, — это и была церковь святой Аллы.

Всегда горько, скорбно видеть поруганный, оскверненный храм. Однако мне потребовалось еще какое-то время, чтобы дозреть, чтобы понять: кроме меня, никто этой церковью в Старой Потловке заниматься не будет. Дозрел я к августу 2013‑го. Вот с этого момента дело и пошло.

— Как пошло? Трудно?

— Конечно, нелегко. Для сбора пожертвований последние годы, отмеченные экономическим кризисом, согласитесь, не лучшие. Среди местных жителей совсем немного оказалось таких, кому нужен этот храм с уникальной историей и уникальным посвящением. Люди в селе инертны, многие никак не расстанутся с коммунистическими взглядами. Но постепенно наша деятельность оформилась, что-то стало удаваться.

В самом начале нашего пути я встретился с Епископом Сердобским и Спасским Митрофаном, только что нареченным и назначенным на эту вновь созданную епархию, и получил его благословение. Владыка назначил меня сначала попечителем храма и председателем попечительского совета, а позже, когда был уже зарегистрирован приход, и председателем приходского совета. Этапы возрождения храма вы можете увидеть в изданном нами буклете: когда сняли временную крышу советских времен, под ней лежали тонны голубиного помета и сгнившего утеплителя. К 2015 году здание стало принимать облик былого храма, в июне 2018-го был освящен первый купол, который в октябре был установлен. В этом году назначен настоятель отец Димитрий Пятунин, он приезжает в Потловку регулярно, совершает молебны и требы. Мы готовим алтарь, чтобы в храме могла совершаться Божественная литургия: оштукатурили стены, сделали пол, залили место под престол, теперь перед нами задача — найти деньги, чтобы застеклить два окна в алтаре, после этого алтарь будет готов. Приход пока небольшой, но его членами можно назвать не только жителей Потловки, но и тех, кто вкладывает свои средства и силы в восстановление храма, кто приезжает в село, чтобы потрудиться для этого.

— Вы именно их имеете в виду, говоря «мы»?

— «Мы» — потому что храм вообще не я восстанавливаю. Храмы восстанавливает Господь, а здесь, на земле, Его волю исполняют люди: не я один, а много людей, жертвователей, волонтеров. Я считаю нас единой командой, поэтому говорю «мы».

— Откуда же деньги на такую реконструкцию? Судя по тому, что два окна становятся проблемой, у вас нет богатых жертвователей?

— Необходимые суммы складывались и складываются из некоторого количества мелких пожертвований от тех людей, которых мне удается увлечь идеей возрождения храма святой Аллы. Среди них немало женщин, носящих это имя. Крупное пожертвование сделала Алла Пугачёва — один раз, четыре года назад. На ее деньги мы изготовили металлический каркас — обшили здание храма, потому что оно было все в трещинах — и установили опору для колокольни. Есть еще несколько благотворителей, которые регулярно перечисляют какую-то сумму, а остальное — мелкие пожертвования, в среднем пятьсот рублей.

— Расскажите, как организована волонтерская деятельность?

— Волонтерскому движению храма уже четыре года. К нам приезжают разные люди — как ни странно это звучит, разномыслие, разные подходы к делу ведут к успеху. Как распространяется информация? Кто-то поделился в соцсетях, кто-то кого-то позвал, кто-то случайно узнал, что есть такая возможность — бескорыстно потрудиться ради возрождения храма. Так и формируется корпус волонтеров. Кстати, к нам легко приехать из Саратова и других городов и весей Саратовской области, особенно из Петровска, Ртищева, Екатериновки, которые практически соседствуют с Колышлейским районом. Волонтеры оттуда у нас уже не раз бывали, но хотелось бы большей активности моих земляков.

Всего у нас прошли 23 лагерные смены — каждая по несколько дней: самая малолюдная — семь человек, самая массовая — семьдесят. Кто-то приезжал один раз, кто-то — несколько. За одну смену мы успеваем выполнить какую-то конкретную задачу: например, расчистить очередной кусок пола в храме или сделать уборку вокруг него после строительных работ, убрать хозяйственный двор, обойти на Рождество дома с пением тропаря праздника и колядок, раздать подарки детям. Этот труд вдохновляет, становится отдохновением души. Сама среда, в которой оказывается человек, среда таких же, как он, добровольцев, врачует душу. Кто-то из волонтеров сам оплачивает свой приезд и проживание, кому-то мы помогаем. С продуктами тоже так: кто-то привозит с собой, кто-то — нет, но теперь у нас уже своя мини-ферма в Старой Потловке появилась и образцовый огород — они кормят и волонтеров тоже.

— Мини-ферма? Расскажите подробнее.

— Сельский храм, по моему убеждению, должен иметь собственное хозяйство. Выживать только за счет спонсоров невозможно: иногда, как знают сельские настоятели и старосты храмов, спонсоров нет совсем. Заниматься этим хозяйством должен не священник — у него другие задачи, но община либо попечители храма. Мы часто говорим, что село не умрет, если в нем действует храм. Но для того, чтобы село не умерло, недостаточно только того, чтобы храм действовал. Нужна общая, общинная жизнь, нужно, чтобы храм объединял людей, чтобы была взаимовыручка, приходская взаимопомощь. К сожалению, эти традиции у нас утрачены. Сейчас они только начинают возрождаться — сбор одежды и каких-то необходимых вещей для беднейших прихожан и т. п. Но я полагаю, что благотворительная, социальная деятельность приходской общины должна основываться не на получении чего-то извне, и не на пожертвованиях, и даже не на грантах, а на собственной экономике прихода. Сегодня в этом направлении можно работать именно в селе, используя богатство нашей земли. Наш приход уже поставляет нашим жертвователям козий сыр. Коз у нас сейчас — больше двадцати, ухаживает за ними жительница села. Еще у нас есть огородница (тыкву, картофель и морковь для коз мы выращиваем сами) и есть управляющая хозяйством. Все эти люди получают вознаграждение от жертвователей храма, пусть небольшое, но все же храм создает для них те рабочие места, которых на селе так не хватает, и это даже при минимальном уровне вознаграждения за труд — шаг вперед. Следующий шаг, который мы надеемся сделать, — вывод нашего хозяйства в плюс, то есть чтобы оно приносило денежный доход, а не выходило «в ноль». Конечно, это непросто. Но на самом минимуме мы должны хотя бы обеспечивать текущие расходы храма. А чтобы добиться большего, нам необходима кооперация. Нужно вспомнить о решениях Поместного Собора 1917–1918 годов — в них кооперативная модель рассматривалась как наиболее приемлемая для организации церковной, приходской экономики. Представьте, что козами занимаемся не мы одни, а каждый сельский храм в епархии, и потом мы кооперируемся, создаем единую систему сбыта нашей продукции, открываем в городе нашу общую лавку — это совсем уже другие возможности: мы становимся реальными производителями и способствуем не только духовному, но и экономическому возрождению села, многим людям даем шанс выбраться из нищеты. Я не вижу причин, по которым Церковь не должна этим заниматься, ведь это позволит в значительной степени повысить ее авторитет в секулярном, порой остро критикующем ее обществе. Иначе кто придет в наши с таким трудом восстановленные сельские храмы через десять-двадцать лет? И как этот храм будет существовать? Когда-то в России сельская церковь была просветителем, в том числе и в экономическом плане. Почему мы сейчас должны от этого отказываться?

Коз мы пока доим вручную, купить доильный аппарат не можем. К сожалению, на сей день сельские приходы лишены юридической возможности получить ту поддержку, которую государство оказывает сельским товаропроизводителям. Такую поддержку может получить лишь КФХ — крестьянское фермерское хозяйство. Но для меня это принципиальный вопрос: мы — юридическое лицо, мы — приход Русской Православной Церкви, уже зарегистрированы, сдаем положенную ежеквартальную и годовую отчетность. И с какой стати мы должны еще на кого-то оформлять КФХ? Это будет какой-то подлог. Правильно будет, если государство внесет в закон поправки, которые позволят приходам получать свою долю в господдержке сельхозпроизводителей.

Мы стараемся использовать те ресурсы, которые на селе есть. В этом году наш приход организовал заготовку иван-чая. Заваренный иван-чай — это высококачественный напиток, который жертвователи нашего храма будут пить предстоящей зимой.

— А теперь расскажите, пожалуйста, о том, что Вы делаете в селе Анастасьино Калининского благочиния Балашовской епархии.

— В 2014 году, в год 140‑летия со дня рождения моего прадеда, священника Саратовской епархии Александра Петровича Мраморнова, мы с моими близкими и друзьями приехали туда, где он начинал свое священническое служение, — это как раз Анастасьино — с целью установить Поклонный крест на месте храма. На установку креста собралась большая часть жителей села. И многие говорили, что хорошо бы еще церковь тут открыть. И у меня появилось желание людям в этом деле помочь. В Анастасьино сейчас живут 600 человек, в соседнем Широком Уступе — еще 400. И ни одной церкви в радиусе тридцати километров! До Калининска, до храма святой Ольги, ехать больше часа, регулярного транспорта нет, даже такси туда не всегда вызовешь. И дорогу только в прошлом и этом году частично починили — до этого вся она была ужасной. При всем при этом в селе есть замечательные верующие люди, мы с ними подружились. И умирающим Анастасьино не назовешь — там действует школа, в детском саду около пятидесяти детей, и ОАО «Анастасьинское» успешно работает.

Я к тому времени начал заниматься Поместным Собором 1917–1918 годов, изданием его документов, и мое внимание привлекла личность члена и секретаря, руководителя всей канцелярской работы Собора — Василия Павловича Шеина, впоследствии архимандрита Сергия, священномученика, а ранее — депутата Государственной Думы, правоведа, специалиста в области церковно-государственных отношений. И я подумал: нет ведь ни одного храма в России, посвященного ему, хотя он проходил по одному делу с митрополитом Санкт-Петербургским Вениамином, вместе с ним был расстрелян и одновременно с ним канонизирован — еще в 1992 году. Почему бы не быть такому храму в Анастасьино?

Я обратился с этой идеей к Епископу Балашовскому Тарасию. Он сказал: «Что ж, идея хорошая». И благословил меня формировать попечительский совет будущего храма. Мы отмежевали территорию, которую занимал в свое время Введенский храм в Анастасьино, и провели геоизыскания, которые дали нам понять, что храм на этом месте строить можно, и даже не обязательно маленький, по крайней мере достаточный для села и его гостей. Один из членов нашего попечительского совета — волгоградско-саратовский краевед Евгений Владимирович Астафьев —  обнаружил в Государственном архиве Саратовской области проект храма для села Анастасьино — его разработал известный архитектор Петр Митрофанович Зыбин перед самой Первой мировой. По вполне понятным историческим причинам этот проект так и остался на бумаге. Но теперь мы взяли его за основу.

В 2016 году я организовал и провел благотворительный концерт русской классической музыки в поддержку этих двух храмов — святой мученицы Аллы и священномученика Сергия — в Мюнхене. В концерте выступали пианист и композитор Алексей Курбатов, виолончелист Евгений Румянцев, их коллеги, замечательные музыканты. Они представили германской публике шедевры русской музыки. Кроме того, наши друзья — Фонд возрождения сельских храмов, возглавляемый Юлией Бирюковой, — выиграли грант на организацию православного лектория, и этот лекторий действовал у нас год — в Калининске, в самом Анастасьино — в форме «православного антикафе». Мы беседовали о вере, о Церкви, об истории Саратовского края и о многом другом за чашкой чая, тепло и непринужденно. На средства гранта мы изготовили стенды с историей села и храма; заложили в Анастасьино Настин сад, сейчас наша задача — найти средства на забор для него. Таким образом, мы готовим почву для строительства храма.

— В этом вашем проекте также участвуют волонтеры?

— И волонтеры, и местные жители. Там школа очень живая, школьники, старшеклассники — прекрасные. Сейчас уже зарегистрирован приход храма во имя священномученика Сергия (Шеина), назначен священник — отец Олег Белозеров, он приезжает в село, встречается с людьми, служит молебны. Прошлым летом мы провели там первый приходской музыкально-литературный фестиваль. Наш приход уже реально что-то делает, хотя средств на строительство храма пока нет. Но мы их будем искать. Мне хочется, чтоб это был храм-памятник — памятник великому Собору, который проходил в Москве в год Русской Катастрофы. Почему такой памятник не может появиться в селе, почему мы привыкли к тому, что всё исторически значительное у нас может быть только в городе? Пусть храм священномученика Сергия станет точкой притяжения к селу Анастасьино, потому что это замечательное место, природно богатое, красивое, потому что в нем замечательные люди живут. Возрождение храмов должно способствовать и духовному, и культурному, и экономическому развитию наших сельских территорий.

Фото из архива Александра Мраморнова

Журнал «Православие и современность» № 43 (59)