1 июня текущего года, в день памяти святых отцов I Вселенского (Никейского) Собора, Русская Православная Церковь торжественно встретит 1700-летие этого достопамятного события — этого воистину боговдохновенного собрания, сумевшего именно соборно, в совместном и свободном труде преодолеть еретическую смуту и утвердить духовное здание Церкви на камне, а не на зыбком песке (см.: Мф. 7, 24–27).
Согласно постановлению Священного Синода, в эту юбилейную дату в каждой митрополии Русской Православной Церкви, в воспоминание и утверждение соборности Церкви, будет совершено торжественное служение Божественной литургии всеми архиереями митрополии с оглашением патриаршего послания и благодарственным молебном. Планируется также ряд богословских конференций, посвященных Собору.
Для нас, мирян, важно встретить это событие, будучи к нему готовыми. Потому постараемся, насколько возможно, вернуться в тот далекий и вместе с тем непреходяще близкий нам, современным христианам, 325 год от Рождества Христова.
Древнего малоазийского города, носившего имя Никея, уже нет — на его месте сейчас турецкий городок Изник. Побывавшие в нем россияне пишут, что наследие, оставшееся от христианского прошлого, там не охраняется и не восстанавливается. А ведь Никея — город не одного только Первого Вселенского Собора, но и Седьмого, покончившего с ересью иконоборчества.
Первый Вселенский Собор был созван правителем Римской империи — святым равноапостольным Константином Великим. Как пишет в своей статье «Первый Вселенский собор 325 года в Никее» протоиерей Валентин Асмус, в период его правления «произошли важнейшие события, определившие последующую более чем тысячелетнюю историю христианского мира. Константин и Ликиний, его восточный соправитель, издали Миланский эдикт (313), где провозглашалась религиозная свобода. Период гонений закончился. Причем Константин открыто поддерживал христианство и сочувствовал ему». Отец Валентин подчеркивает, что у императора не было в этом никакого политического интереса: «Какая земная польза встать на сторону не более чем десятой части населения против всех традиций государства, культуры, народной жизни? Не мог же человек, пусть и гениально одаренный, предвидеть, что благодаря его обращению обратятся и подвластные ему народы; что Церковь, которую государство долго и жестоко гнало, станет твердой его опорой и даст ему новый духовный смысл; что христианство будет созидать новую великую культуру и привлечет и творческие умы, разочарованные в умирающем язычестве, и широкие слои народа».
Евсевий Памфил, епископ Кесарии Палестинской, известнейший из ранних церковных историков, оставил нам яркое жизнеописание святого равноапостольного императора: «Четыре книги о жизни блаженного василевса Константина». Писатель считает, что святой Константин унаследовал веру от своего отца императора Констанция Хлора, одного из соправителей Западной Римской империи, который был неявным, но христианином или, по крайней мере, сочувствовал христианам. О матери будущего императора историк не упоминает, но нам она известна как святая равноапостольная царица Елена. По мнению биографа, решающее значение в судьбе равноапостольного императора имело чудесное явление ему Креста, как бы изображенного на солнце. Это произошло, когда Константин со своим войском шел избавить Рим от нечестивого тирана Максенция. В дальнейшем Константин стал единоличным правителем огромной Римской империи и уже не мыслил себя вне христианства. Евсевий Памфил рассказывает о милосердии и долготерпении властителя, о том, как он относился к людям духовного звания: «Между тем, созывая служителей Божьих, василевс выражал им свою услужливость и отличное уважение, и смиренномудрствовал перед ними словом и делом, как перед мужами, посвященными Богу. Эти мужи, по своей одежде казавшиеся ничтожными, но не так воспринимаемые Константином, разделяли с ним трапезу, потому что в человеке он смотрел не на человека, которого видят многие, а на Бога».
Протоиерей Валентин Асмус в вышеназванной статье характеризует состояние христианства в начале тех времен: в Римской империи христиане пребывали в меньшинстве (не более десяти процентов), были распространены неравномерно (главным образом — на востоке империи), а главное — тогдашнее христианство не было однородным: «Наряду с кафолической, то есть православной, Церковью существовали ереси и расколы». Сильно было влияние Оригена, учившего об онтологическом неравенстве Лиц Пресвятой Троицы («Сын ниже Отца»), а затем Ария, для которого Сын был творением Отца, намеренно созданным Его помощником, исполнителем Его воли. Кроме того, как пишет далее автор, в разных поместных Церквях проходили свои поместные — не вселенские, не всеобщие — Соборы, принимались свои вероучительные документы, свои символы веры, каждый из которых при переписывании и распространении обретал множество вариантов. Это создавало ситуацию неопределенности. Жизненно необходим был четкий и твердый ответ на вопрос: что есть христианство и во что верят христиане?
Святой император Константин глубоко скорбел о раздорах между христианами и всячески призывал их к единству — это также отражено в труде Евсевия Памфила. Но то единство, к которому призывал император, могло быть только единством в истине. Константин обладал той интуицией к истине, той способностью отличать Божественную истину от ложных измышлений гордого ума, которая вообще присуща святым — людям с очищенными и потому зрячими сердцами. Идея созыва Вселенского — первого Вселенского в истории — Собора принадлежала не ему: она просто витала в воздухе, но Константин взял дело в свои могущественные руки. В конце 324 года всем епископам империи, а также некоторых сопредельных стран были разосланы послания за его личной подписью. 14 июня в императорском дворце Собор начал свою работу.
Император участвовал в дискуссии наравне с епископами, впоследствии он напишет: «Не стану скрывать от вас, что чувствую великое утешение быть вашим сослужителем».
Ректор Саратовской духовной семинарии протоиерей Сергий Штурбабин, к которому мы обратились с вопросами о значении Первого Никейского Собора, говорит о том, что работа его протекала в сложной политической обстановке — слишком многое, как мы сейчас выражаемся, работало на ариан:
— В тесной духовной связи с пресвитером-еретиком Арием находился Евсевий Никомидийский (не путать с Евсевием Кесарийским. — М. Б.) — епископ Никомидии, города, который в те годы был столицей империи Константина, родственник его бывшего соправителя Ликиния, человек огромного влияния. Однако отцы Собора засвидетельствовали свою веру, они показали, что Церковь способна противостоять внешним вызовам, сохранять независимость, способна даже в условиях политического давления принять решение, защищающее чистоту веры, и сохранять эту чистоту в дальнейшем.
Протоиерей Валентин Асмус также подчеркивает, что состав Собора был неоднороден: более двадцати епископов, включая Евсевия Никомидийского, поддерживали Ария. Часть делегатов (епископов и их представителей), как пишет отец Валентин, просто не обладала ясным догматическим сознанием. Но благодаря поддержке императора победили те, кто им обладал. Среди участников этой духовной битвы были такие твердые защитники Православия, как Макарий, епископ Иерусалимский, — тот самый, который помогал святой равноапостольной царице Елене, матери императора Константина, в поисках святого Креста Господня, святители Александр Александрийский, Осия Кордубский, Евстафий Антиохийский. Присутствовал также диакон Патриарха Александрийского Александра Афанасий — впоследствии святитель Афанасий Великий, столп Церкви, светоч истины раннего христианского Средневековья. Сведения же об участии в Соборе святителя Николая, который был епископом Мир Ликийских, и святителя Спиридона, епископа Тримифунтского, документального подтверждения не имеют, версия об их роли в его дискуссиях появилась в позднейших житиях этих святых.
Никейский Собор навеки утвердил учение о единосущии Сына Отцу, о единстве и равночестности Лиц Святой Троицы. Он принял Символ веры — не совсем тот, который мы с вами поем за каждой Божественной литургией: этот знакомый всем нам текст появился в результате дальнейшего развития. Символ, выработанный в Никее, короче, но в нем есть главное — то, что мы и по сей день повторяем за никейскими отцами:
«Веруем во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца всего видимого и невидимого. И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, рожденного от Отца, единородного, Бога от Бога, Света от Света, Бога истинного от Бога истинного, рожденного, не сотворенного, единосущного Отцу, чрез Которого все начало быть и на небе, и на земле, ради нас, людей, и ради нашего спасения сошедшего и воплотившегося, вочеловечившегося, пострадавшего, и воскресшего в третий день, и восшедшего на небеса, грядущего судить живых и мертвых, и в Святого Духа».
Далее следует краткое анафематствование еретических учений, утверждавших, что Иисус Христос мог быть создан Богом Отцом в конкретный момент времени, и что было время, когда Его не существовало.
— Первый Вселенский Собор в Никее открывает целую эпоху в истории Церкви, — продолжает протоиерей Сергий Штурбабин, — эпоху, которую впоследствии назовут эпохой Вселенских Соборов — от Первого до Седьмого. Но влияние Первого Собора, безусловно, выходит за границу этой эпохи. Он задал тон на всю дальнейшую тысячелетнюю историю Церкви: базисные вероучительные вещи определяются не волевым решением императора или епископа, но именно соборным размышлением. Собор утвердил первые семь членов Символа веры, но этим его значение не исчерпывается. Он принял решение о времени празднования Пасхи — такое, что все христиане стали праздновать ее в один день, и связь с иудейской Пасхой была разорвана. Кроме того, Собором были выработаны фундаментальные правила, по которым Церковь живет и по сей день и которые позволяют нам организовать церковную жизнь таким образом, чтобы она достигала своей цели, а эта цель — спасение человека. Ведь в жизни Церкви, в ее вероучении нет вещей мелких, малозначительных, и то, что наша церковная жизнь плодотворна, следствие того, что мы стоим на твердом догматическом фундаменте, утвержденном отцами Первого Вселенского Собора. Конечно, как тогда, в IV веке, так и сегодня не всякий христианин в силах разобраться в тонкостях догматических вопросов. Но даже если он не разбирается в них совсем, он все равно живет в Церкви, стоящей на этом фундаменте.
Из всего сказанного следует вывод: благодаря святым отцам Первого Вселенского Собора Церковь наша стоит на камне, а не на зыбком песке человеческих измышлений. И к ней, столько пережившей, столько раз искушенной и искушаемой, вполне применимы слова Христа: и пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне (Мф. 7, 25).
Газета «Православная вера», № 05 (745), май 2025 г.