– Едва ли не каждый верующий, воцерковленный человек периодически слышит некий голос, говорящий ему что-то вроде: «Да ладно тебе! Неужели ты, здравый образованный современный человек на полном серьезе веришь в эти сказки?..» Под «сказками» подразумевается, все, что написано в Новом Завете. «Ты обманываешь себя, - продолжает, как правило, этот голос, - на самом деле ты ни во что не веришь, а церковь и все, что с нею связано, нужно тебе только для того, чтоб организовать свою внутреннюю жизнь, иначе говоря – как психотерапия…» Приходилось ли Вам слышать этот голос, и что Вы ему отвечали? Иначе говоря, где искали ответ?
– Слышал ли я такой голос? Может быть, но не в таких выражениях. Например, слово «сказки» ко мне даже в качестве искушающей мысли не приходило. Но сомнения бывали. Сомнение вообще свойственно человеку. Недаром в Священном Писании мы встречаем эти слова: «Верую, Господи, помоги моему неверию».
Да, есть вещи, в которые мы верим, и которые не подтверждаются нашим повседневным опытом. Но, с другой стороны, бывают минуты, когда человека буквально пронизывает ощущение присутствия в его жизни Бога, промысла Божьего. Кроме того, человек, даже не ощущающий в своей жизни Бога, очень часто замечает действие других, противоположных сил, всячески мешающих ему делать добро. До архиерейства мне довелось достаточно долго нести послушание священника и общаться с большим количеством людей, в том числе и на исповеди, и я знаю, что многие пришли к Богу именно «от противного», столкнувшись со страшной реальностью демонических сил. И только потом у них сложился положительный религиозный опыт. При условии внимательного отношения к себе, правильной внутренней жизни, человеку, живущему в Церкви, многие вещи становятся понятными. Многое становится на свои места. А искушения – в том числе и искушение сомнениями – приходят, когда человек перестает следить за своей внутренней жизнью. Тогда в душу – точно в пробоину в корпусе корабля – начинает течь все то, что нас окружает. И это все может человека потопить, если вовремя пробоину не заделать. Вот почему в христианской литературе так много говорится о молитве и о постоянном «хождении перед Богом». Живя, дыша, делая все то, что он делает, человек должен все время помнить, что он – предстоит перед своим Творцом. Все время помнить, а не вспоминать в какие-то отдельные моменты. Вот тогда человек действительно ощутит присутствие Бога в своей жизни и его не смогут поколебать никакие сомнения.
– Не только, однако, от искушающего голоса, но и просто от своих знакомых мне приходилось слышать: «В том-то и секрет живучести религии в современном мире – это хорошая, веками отработанная и проверенная психотерапия. Кто-то попадает в зависимость от дипломированного психолога, психотерапевта, психоаналитика, ну а вы попали в зависимость от церкви, только и всего».
– Что касается сравнения церкви с психологами, психотерапевтами… Человек, живущий в церкви, обретает твердую устойчивую почву под ногами. И многие проблемы, которые в современном мире привыкли решать с помощью психотерапевтов, психоаналитиков и т.д. – снимаются. Есть люди, которые по лености сердца не идут к Богу, но тоже хотят пользоваться плодами такой устойчивой жизни. Психотерапевтическая практика на определенном своем этапе вполне соотносима со святоотеческой литературой. Святоотеческая литература, будучи изложением глубочайшего внутреннего опыта святых, беспощадно вскрывает внутренний мир человека, глубинные основы его характера, включая то, что сам человек от себя скрывает. Почитайте авву Дорофея – полторы тысячи лет назад написано, но как будто про любого из нас – сегодняшнего. Психоанализ столь же безжалостно обнажает человеческую природу. Но вот дальше начинается разница между практикой психоаналитика и аскетикой . Психоаналитик скажет клиенту: да, ты такой, но это нормально, прими себя таким, как ты есть, найди способ реализации своих желаний, лишь бы это не противоречило общепринятым нормам. А Церковь напротив, настаивает на том, чтобы человек не примирялся со своим падшим состоянием, а изменил себя. Вот здесь – глубочайшая разница меж религией и теми суррогатными способами, с помощью которых человек пытается обрести устойчивость в нашем неустойчивом мире.
– Почему чудеса, являемые сегодня – мироточение икон, нисхождение благодатного Огня – не изменяют человечества? Почему большинство людей держит это за пределами своего сознания, не давая себе труда даже опровергнуть факт чуда, объяснить его каким-либо причинно-следственным образом?
– Человек боится Бога. Боится не только тогда, когда встречается с открытым, чудом, но и тогда, когда находит некие знаки в своей душе, в своей жизни. А их находит каждый человек, потому что, Господь стучит в сердце каждого человека. Вряд ли найдется кто-то, кто на Страшном суде сможет сказать: Господи, Ты ни разу не подходил к двери моего сердца. Но человек очень часто не открывает этой двери, потому что боится Бога. Чтобы принять Бога, надо переделать всего себя, надо себя отвергнуться, и начать новую жизнь, а это очень трудно. Даже и мы, христиане, казалось бы, впустившие Христа в свое сердце, со временем как-то вот так, получше устраиваемся: вроде бы мы и с Богом, и себя особо не обделили… Откуда все наши недостатки, которые порой так удивляют людей внешних, говорящих нам: что же вы, в Бога веруете, в церковь ходите, а примером не являетесь? Оттого, что мы пытаемся совместить несовместимые вещи – жить как все и быть христианами. Это раздвоение сознания. А явленное чудо выводит человека из этого раздвоенного и неопределенного состояния, ставит его лицом к лицу с Богом – потому и пугает, и человек предпочитает держать это на периферии своего сознания.
– Однако очень много людей остаются неверующими, нехристианами, неправославными. Общаясь со своими неверующими (неправославными) друзьями, я не могу не видеть, что они, как минимум, не глупее и ничем не хуже меня. Почему с одним человеком это происходит, а с другим нет, и стоит ли воспринимать это обстоятельство трагически?
– Следует помнить: даже при самой активной и наступательной проповеди, при всем нашем служении – а оно должно быть самоотверженным – обращение каждого человека к Богу есть чудо. Да, мы что-то ему говорили, мы давали ему какие-то книги, но его обращение, если оно состоялось – это не наша заслуга, это чудо, сотворенное Богом, это таинство. Почему один человек становится христианином, а другой нет, и какова будет конечная судьба различных групп людей, верующих, неверующих – это то, на что мы не можем ответить. Хотя однажды на эти вопросы получил от Господа ответ святой Антоний Великий . Ему, размышлявшему над этими вещами, был голос: «Антоний, это судьбы Божии. Внимай себе и спасешься!» Из этого не следует, однако, что не надо молиться за этих людей. Молиться надо обязательно. А что касается восприятия ситуации – пожалуй, да, это трагедия, правда, предсказанная в Евангелии: «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле?»(Лк.18, 8)
– Я знаю людей, находящихся в тяжелом душевном состоянии, в состоянии сломленности, депрессии, крайней усталости и т.д. Мне хочется им помочь, но сказать «Приходи к нам в церковь» я в большинстве случаев не могу, а почему? Потому что я вижу: человеку это не под силу. Он придет в храм, постоит и уйдет, и ничего не получит, потому что получить можно – только очень большими усилиями, большим личным трудом, а у него сил на это нет – ни душевных, ни интеллектуальных. Православная церковь – это очень трудная церковь на самом деле! А не слишком ли - по нашим-то временам?
– Она действительно трудная. Но все подлинно ценное приобретается с трудом. Дело еще и в том, что леность – это победившее сегодня чувство. Человек приучен к мысли, что ему нужно от жизни только брать, отдавать, жертвовать он не умеет. Серафим Саровский говорил: «добродетель не груша, ее вдруг (вдруг – значит, разом, быстро) не съешь». Действительно, нужен труд. Людям, о которых вы говорите, можно помочь – помочь найти в себе силы. Если есть терпение, если есть любовь – силы найдутся.
– Иной раз, однако, впору радоваться тому, что человек, находящийся в тяжелой, трагической ситуации пришел не к нам, православным, а к баптистам, скажем. Они сразу кинутся навстречу, сразу окружат вниманием и заботой, а зайди такой человек в православный храм – его не спросят даже, как его зовут. Понятно, есть объективно обусловленная разница, но какая-то «служба скорой помощи» и у нас ведь должна быть?
– Должна. Это огромная проблема, мы постоянно об этом говорим, в том числе и в семинариях, с будущими священниками. И Патриарх об этом говорит. Что-то мы пытаемся делать: телефоны доверия, дежурства священников в храмах, начатки социального служения, но не всегда это действует. С чем это связано? Может быть, и с нашей какой-то зараженностью общим настроением. Мы тоже ленимся, к сожалению. Нас подводит наша кажущаяся устроенность. Мы должны благодарить Бога за то, что Он дал нам это время, возможность работать без гонений, а мы вместо этого просто уютно устраиваемся и спим. Говоря все это, я не имею в виду только духовенство. Церковь – это все мы. У нас в Саратове уже больше трех лет действует общество милосердия. Это люди, которые в свободное время помогают тяжело больным, сиротам, ухаживают за одинокими стариками. Честь им и хвала. Но на почти миллионный город это всего лишь три десятка человек… Если мы эту проблему не преодолеем, то всем нам будет очень плохо. Мы будем отвечать за те души, которые попали… туда, где, может быть, и говорят о Христе, и о Евангелии, но нет Церкви. Ведь те люди, которые сегодня в сектах, они искали Христа! И если они не нашли Его в Православной Церкви, то это наша вина, и мы за это будем отвечать перед Богом.
– В одном из своих интервью вы сказали, что жизнь христианина в миру – это неизбежные компромиссы; тот, кто не приемлет компромиссов, избирает иноческий путь. Но это заведомо путь единиц, а как быть остальным, где критерий, как определить – на какой компромисс можно идти, а на какой нельзя?
– Я не могу ответить на этот вопрос. Я твердо знаю только то, что без компромиссов невозможно - и что каждый новый компромисс разрушает человека все больше и больше. Нужно самому вырабатывать критерии, и нужно когда-то остановиться. Каждому, кто идет на компромиссы, пусть даже самые необходимые, нужно суметь вовремя остановиться.
– То, что началось у нас в 1988 году, называют уже Вторым Крещением Руси. А каковы, на Ваш взгляд, перспективы этого процесса? Как скажется он на судьбе общества и государства?
– Второе Крещение Руси – это сказано совершенно правильно. Однако после первого Крещения писатель Николай Лесков сказал: Русь была крещена, но не была просвещена. Как бы и на сей раз так не получилось. Мы крестим сегодня всех, не задумываясь о том, насколько сознательно человек к этому пришел. Если все люди будут приходить к Крещению сознательно – тогда это действительно скажется на судьбе общества и государства. Чем больше людей будет в основу своей деятельности класть христианские идеалы, тем больше Церковь будет влиять на жизнь всего общества, в том числе, и на государственную политику. Но можно ли надеяться на то, что мы здесь, на Земле, построим некое православное государство? У Бога все возможно, но я бы так далеко не заглядывал. У нас впереди огромный путь, нам просто храмы надо строить, надо воспитывать духовенство и народ. Ведь наше второе Крещение – это на самом деле хиленький, слабенький росточек. По степени проникновения Церкви в жизнь общества и государства нам очень далеко хотя бы до Румынии, например – количество храмов в этой маленькой стране почти вдвое превышает количество их на всем постсоветском пространстве. Порой мы слышим: смотрите, как у вас всё возрождается, как много вы сделали, а мы двадцать лет кряду пытаемся хотя бы крышу над своей головой починить. Мы сделали очень мало – по сравнению с тем, что необходимо сделать, и очень много, если учесть, какими немощными силами все это делалось и делается. То, что нам это удалось поднять – тоже чудо, еще одно свидетельство того, что «Сила Божия в немощи совершается». Подлинное чудо, которое сопутствует нам в нашей жизни.
– О взаимоотношениях Церкви и государства много уже сказано, поставим вопрос несколько иначе: обладает ли Русская Православная Церковь независимостью от государственной власти, от политики? Слишком уж многие в этом, мягко говоря, сомневаются.
– Здесь два аспекта. Если говорить о независимости духовной, то в той степени, в которой люди Церкви независимы от греха, они независимы от всего на свете. Но что касается зависимости внешней, материальной… Если я, епископ, хожу с протянутой рукой где только можно и прошу у всех: дайте на храм, на воскресную школу, на православный летний лагерь для детей, дайте, дайте – если я сумею при этом какую-то видимость независимости сохранить и держать какую-то дистанцию – дай Бог, чтобы сил хватило. Но пока мы на этом коротком поводке находимся, мы не можем быть независимыми в полном смысле этого слова. Или же надо прекращать заниматься всей нашей деятельностью, что неприемлемо. Вот и рассуждайте после этого о компромиссах…
– Современный мир ориентирован не на христианские, а на иные ценности, и западное христианство не может этому противостоять: католическая церковь не в силах помешать легализации однополых браков, и это только один из печальных примеров. А слышит ли сегодняшний Запад восточных христиан? Какова роль православия – не только русского! – в современном мире?
– Роль Православия в современном мире очень велика. Вопрос в том, насколько мы сами соответствуем Православию. Вера ведь не доказуется, а показуется. Пример тому – митрополит Антоний Сурожский, много лет служивший в Великобритании. Он для всего окружающего общества был непререкаемым авторитетом и подлинным лицом Православия. Представители англиканской церкви относились к нему – не просто с уважением, а с таким сложно определяемым чувством… Признавали, может быть, право старшинства за ним и за церковью, которая за ним стояла. Если у нас, помимо храмов, будут такие люди, тогда современный мир будет слышать голос Православия. А если нет, если мы превратимся в наемников или чиновников – толку никакого не будет.