Совсем скоро, 1–3 июля, в Покровском соборе Саратова будут пребывать мощи святителя Тихона (Беллавина), избранного после восстановления патриаршества в 1917 году Предстоятелем Русской Православной Церкви. Среди своих современников будущий Патриарх, а тогдашний митрополит Тихон не был ни самым влиятельным, ни самым красноречивым, ни самым авторитетным. Как же случилось, что именно он стал первым Патриархом на московском Патриаршем престоле после двухсотлетнего перерыва? Об этом нам рассказывает секретарь комиссии по канонизации подвижников благочестия Саратовской епархии иерей Максим Плякин.
Быть или не быть?
Вопрос о необходимости восстановления патриаршества был поставлен перед Предсоборным присутствием, которое заседало перед созывом Поместного Собора Православной Российской Церкви в 1917 году, еще в императорской России. И многие тогда говорили, что нет смысла менять работающую систему — мол, двести лет мы прожили без патриаршества и еще проживем. Но, как обычно в таких делах бывает, вмешался Промысл Божий.
Указ о созыве Собора был издан на стыке между имперским временем и Февральской революцией 1917 года, а сам Собор был созван между весной и осенью 1917 года, при Временном правительстве. И вряд ли кто-то тогда мог подумать, что интронизовать святителя Тихона будут уже в большевистской России.
Первые сессии Собора были очень жаркими. Голоса соборян сильно разделились, были резкие противники и категоричные сторонники восстановления патриаршества. Но одним из самых ярких стало выступление простого крестьянина, делегата от мирян одной из епархий, который заявил, что «у нас больше нет царя. И мы знаем, что царское место в Успенском соборе Московского Кремля будет пустым. Но мы не хотим, чтобы места для царей и Патриарха, которые находятся друг напротив друга, были пусты полностью. Поэтому в отсутствие царя мы, крестьяне, хотим Патриарха».
Каноническое обоснование необходимости избрания Патриарха дал тогда архимандрит — будущий архиепископ, священномученик — Иларион (Троицкий). Именно его выступление, посвященное каноническому анализу 34‑го Апостольского правила — о том, что епископам всякого народа надлежит знать первого среди них, всерьез изменило расклад сил, и в начале осени Собор проголосовал за восстановление патриаршества.
Определяя кандидатов на Патриарший престол, Собор снова резко разделился во мнениях. И тогда среди соборян родилась мысль о том, что если невозможно человеческим избранием определить первенствующего епископа Российской Церкви, нужно довериться Богу. Соборный совет постановил, что на голосовании будут определены три имени, получившие наибольшее количество голосов соборян. А кто из этих архиереев станет Патриархом, будет определено по жребию.
Как тогда говорили соборяне, кандидатами на избрание стали три архипастыря — самый ученый, самый строгий и самый добрый архиереи Российской Церкви: архиепископ Новгородский Арсений, архиепископ Харьковский Антоний и митрополит Московский Тихон.
Как показали дальнейшие события, не самый ученый был нужен Церкви, поскольку всего через несколько месяцев система духовного образования в России будет ликвидирована. Строгость тоже оказалась не ко времени, потому что когда вокруг буквально грохочет канонада, строгость приходится отставлять в сторону. И оказалось, что в ситуации рушащейся империи, начавшейся братоубийственной Гражданской войны, интервенции, резкого противостояния в обществе нужен был самый добрый — святитель Тихон. Кстати, сам он в момент выборов был чрезвычайно благодушно настроен и говорил своим помощникам: «Слава Богу, уж меня-то точно не изберут».
Когда по регламенту трех избранных кандидатов попросили удалиться из зала заседания Собора, святитель Тихон спокойно поехал на московское подворье Троице-Сергиевой лавры, в радостном расположении духа отслужил на следующее утро Литургию и стал ждать: кого же надо будет наконец поздравлять?
А в это время в Храме Христа Спасителя из алтаря после молебна перед Владимирской иконой Божией Матери вышел один из делегатов Собора — слепой старец иеросхимонах Алексий, затворник Зосимовой пустыни, ныне почитаемый в лике святых как преподобный Алексий Зосимовский. Поскольку он был слеп, соборяне посчитали, что именно ему нужно вытащить жребий с именем будущего Патриарха. Один из первенствующих членов Собора, митрополит Киевский Владимир, передал ему ковчежец с тремя грамотками с именами, и преподобный Алексий вытащил одну из них, на которой значилось: «Митрополит Московский и Коломенский Тихон». И сам владыка Владимир отправился на лаврское подворье известить святителя Тихона о том, что он теперь избранный и нареченный Патриарх Московский и всея России.
Свиток Иезекииля
Святитель Тихон совершенно не ждал этого избрания. Он действительно был не самым влиятельным, не самым ученым и не самым авторитетным иерархом в тогдашней Российской Церкви. И когда митрополит Владимир, будущий священномученик, приехал на подворье и сообщил избранному: «Преосвященный митрополит Тихон, священный и великий Собор призывает твою святыню на патриаршество богоспасаемого града Москвы и всея России», святитель ответил уставной фразой: «Благодарю, приемлю и нимало вопреки глаголю» — и от неожиданности добавил: «Тот жребий, который ты мне привез, владыка Владимир, — это свиток Иезекииля». В ветхозаветной книге пророка Иезекииля есть сцена, где Господь дает пророку съесть свиток — и, сладкий в устах, он становится горьким в утробе пророка. На свитке были слова: «Плач, и стон, и горе».
Избрание Патриарха состоялось 5 ноября по старому стилю (18 ноября по новому), в уже большевистской России. За несколько дней до этого, 31 октября по старому стилю (13 ноября по новому), пролилась кровь первого мученика богоборческого гонения — священномученика Иоанна Царскосельского, протоиерея Иоанна Кочурова. 4 декабря (по новому стилю) состоялась интронизация митрополита Московского Тихона на Патриарший престол. Это избрание действительно стало для него плачем, стоном и горем. Пройдет всего два месяца, и мучеником станет митрополит Киевский Владимир, который принес святителю Тихону весть об избрании Собором. 13 апреля (по новому стилю) 1918 года святитель Тихон сам служил панихиду по первым мученикам Русской Церкви, в том числе по святым Иоанну и Владимиру. К тому времени уже со всех концов России начали приходить сообщения о расправах над священнослужителями. И то, что это не отдельные эксцессы на местах, а именно начавшиеся систематические гонения, и сам святитель Тихон, и Собор, который он возглавлял, прекрасно понимали. Когда 6 февраля (по новому стилю) большевики издали декрет «Об отделении Церкви от государства и школы от Церкви», Собор одним из своих постановлений определил издание этого декрета как вопиюще антихристианский шаг — акт начавшегося гонения на Российскую Церковь.
Первоначально в сердцах очень многих (и святитель Тихон не был исключением) жила надежда, что все это ненадолго и, может быть, вернется законная власть, монархия. Но чем дальше продолжалась эта история, тем яснее становилось, что ничего не прекратится и реальная власть в Российской республике — это именно власть большевиков. Но тем не менее и Собор, и святитель Тихон квалифицировали деяния большевистской власти как антихристианские, а Патриарх — правда, не называя имен — анафематствовал тех, кто проливает невинную кровь и ответственен за преследование Христовой Церкви.
Святитель Тихон побывал под стражей, долго пребывал под домашним арестом. Фактически он был человеком со связанными руками, но, несмотря на это, ему довелось сыграть значительную роль в истории Русской Церкви. После его смерти, когда репрессивным органам Советской России надо было привлечь к ответственности служителей Православной Церкви, их определяли как контрреволюционеров «тихоновской» ориентации. Некоторые исповедники, пережившие большой террор, возвращаясь из лагерей в 1940‑е годы, с гордостью показывали выписку из своего приговора — о том, что были отправлены в заключение как «тихоновцы». Гонимая Русская Церковь гордилась тем, что ее, страждущую в узах, гибнущую в расстрелах и испытывающую чрезвычайное давление со стороны власти, ассоциируют с именем святителя Тихона.
«Несерьезный» Патриарх
Если рассуждать по-человечески, патриаршество святителя Тихона было чередой неудач. Во-первых, в его правление произошел грандиозный по масштабам раскол — появление обновленцев. Причем обновленцы на своем «Соборе» в 1923 году, который они именовали Вторым Поместным, заявили, что за контрреволюционные деяния лишают святителя Тихона его патриаршего сана и даже монашества. При этом советская власть старательно делала вид, что никакого Патриарха на самом деле нет. Даже в сообщении о его похоронах, которое вышло в советских газетах, было отмечено: «Бывший Патриарх Тихон скончался и похоронен в Донском монастыре».
Во-вторых, святитель Тихон стал свидетелем мученичества огромного количества архипастырей, пастырей и мирян Русской Церкви, в том числе активнейшего члена Собора — архиепископа Пермского Андроника. Когда в августе 1918 года Собором была создана специальная комиссия, которая должна была выяснить обстоятельства его мученической кончины, эту комиссию просто сняли с поезда в Пермской губернии и расстреляли без суда и следствия. Все это Патриарх Тихон переживал в своем сердце и служил панихиды по своим убиенным собратьям.
В июле 1918 года в Екатеринбурге была расстреляна царская семья. Когда через несколько дней после этой трагедии Патриарх совершал заупокойное поминовение в Москве, в Казанском соборе на Красной площади, свою проповедь он начал словами: «Свершилось доселе неслыханное злодеяние». В проповеди он указал, что какими бы ни были государственные деяния императора Николая Александровича, он казнен бессудно, как невинный.
И, наверное, самое значимое, что сумел сделать в этих условиях святитель Тихон, — это приобрести колоссальный авторитет. Его избрание не было встречено аплодисментами, существовала оппозиция ему, в том числе среди тех, кто не помышлял о расколе и искренне считал, что заботится о благе Церкви. Среди этих людей был будущий страдалец XX века архиепископ Волоколамский Феодор, последний дореволюционный ректор Московской духовной академии, настоятель Свято-Данилова монастыря.
Однажды, после того как владыка Феодор в очередной раз съездил на лаврское подворье к святителю Тихону, его спросили, почему у него такое резкое неприятие избранного Патриарха. И владыка Феодор ответил: «Ну вот был я у него в келье. Он сидит, “хи-хи, ха-ха” и гладит кота». Дескать, где там серьезность, что это за Патриарх? А мы, сегодняшние, через столетие глядя на эту историю, искренне поражаемся: как святителю Тихону удалось в этой обстановке сохранить те благодушие, смирение и внутреннюю радость, которые так запомнились его современникам? Среди войны, смуты, убийств его ближайших сподвижников, среди льющейся крови он все равно показывал всей Церкви, что такое исполнение апостольской заповеди: Радуйтесь, и снова вам говорю: радуйтесь (Флп. 4, 4). Озлобиться в той ситуации было легче всего, но он смог этот внутренний стержень, внутреннюю радость пронести через все гонение.
Молчаливое предстояние
Находясь под арестом, лишенный всякого общения, святитель Тихон выходил на стену Донского монастыря. Все, что он мог делать, — благословлять со стены монастыря людей, приходивших десятками, сотнями только для того, чтобы даже не пообщаться, не поговорить с ним, а хотя бы просто на расстоянии получить его благословение.
Те, кто входил в охрану святителя Тихона, вспоминали, что в Донской монастырь постоянно шел поток людей с совершенно нищенскими приношениями: кусок хлеба, несколько яиц, которые они буквально отрывали от своих пайков, — ведь это 1922–1923 годы, голодное время, расстройство экономики страны. Приносили и говорили: «Милок, ты только Святейшему это все передай».
Сохранились мемуары сотрудницы «органов», входившей в его охрану, она говорила, что не могла воспринимать его как врага. Она знала, что это враг советской власти, но, видя святителя — смиренного, кроткого, радостного, доброжелательного, неизменно вежливого даже со своими конвоирами, — не могла считать его врагом.
Патриарх Тихон не был мучеником в юридическом смысле этого слова — он не был расстрелян, не сгинул в лагерях. За него просили государства и христианские деятели: Великобритания, Апостольский Римский престол. Папа Римский посылал ходатайства о нем, христиане из разных стран просили советскую власть не преследовать его. Из-за этих писем и протестов большевики все-таки не решились его ликвидировать, хотя есть свидетельства, что планировались показательный процесс и смертный приговор. Но тем не менее святитель Тихон, который испытал на себе все то, что случилось с нашей Церковью и нашим народом, по сути был мучеником бескровным. Его молчаливое, под арестом, предстояние за людей и Церковь и было тем, из-за чего Церковь гордилась, что она — Церковь «тихоновская».
Он не был внешне успешным Предстоятелем Русской Церкви. Время от времени возвращаясь к управлению, он тут же его лишался. Но он молился и верил, что Церковь выживет, хотя бы и такой ценой. О самом себе Патриарх говорил: «Пусть мое имя лучше в истории сгинет, лишь бы от этого была польза Церкви». Об этом настрое знал церковный народ. И как только Церковь стала чуть-чуть посвободнее, первым из страдальцев XX века к лику святых был причислен именно Патриарх Тихон — вместе со святителем Иовом, первым в истории Патриархом Всероссийским.
Обаяние личности
Патриарха Тихона не случайно называли самым добрым архиереем Русской Церкви. Он был простым в общении, очень доступным, в его келью, если бы не аресты, могли бы прийти все желающие получить благословение. Он был чадом той, старой России, был воплощением благородства России имперской, и Патриарший престол, престол власти, принадлежал ему по праву. Это было предсказано задолго до этих событий: однажды отцу святителя явилась его покойная мать, бабушка Патриарха Тихона, и предсказала, что его сын, Василий, будет великим.
И действительно, Василий Беллавин, в монашестве Тихон, во-первых, по титулу стал «Великим Господином Церкви Российской», а во-вторых, обладал величием внутренним. Притом его внутреннее достоинство выражалось не в дистанции между ним и окружающими. Святитель Тихон был отцом для Церкви, и люди это видели и чувствовали.
Он был бескровным мучеником, вынесшим на своих плечах крест молитвы за всю Русскую Церковь. Его внутренняя уверенность в том, что радость христианина не зависит от того, под конвоем он или нет, передавалась и его архиереям, тем самым «тихоновским» архиереям, которые с его именем шли на каторгу и на расстрел. Священники «тихоновской» Церкви шли в лагеря, видя, как молится Патриарх-новомученик, как он сохраняет христианскую радость даже в изоляции, под арестом, и его пример их укреплял.
Мы живем в совершенно другую эпоху, у нынешней власти совершенно другие отношения с Церковью. В чем же может быть для нас исторический урок событий столетней давности? Почему мы вспоминаем святителя Тихона и празднуем его память? Потому что святитель Тихон — это свет Христов, который сиял в страшные годы смуты, войны, братоубийства и еле-еле живой Церкви. Этот свет не зависит от того, какая эпоха на дворе, он всегда, потому что Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). И вовеки тем же самым будет пример Его светоча — святителя Тихона.
Газета «Православная вера», № 06 (746), июнь 2025 г.