Сегодня мы хотели бы поговорить о том, как живут люди в нашем обществе, о том, как взаимодействуют между собой, о том, как нуждаются порой в помощи друг друга, но часто ее не получают. Почему? На это есть множество причин — равнодушие по отношению к ближнему, к миру, усталость от жизни, страх нарваться на грубость и неблагодарность, неумение помочь… Мы поместили на одном развороте три текста разных авторов. На первый взгляд, все они пишут каждый о своем, однако, если вдуматься, об одном и том же. Как помочь себе и другим быть людьми, быть понятыми и услышанными? Как помочь не страдать в «злом и холодном» мире? Эти тексты являются и вопросами, и ответами одновременно. Почитаем, подумаем — вдруг кто-то из читателей найдет свой способ, свой ответ.
Бессилие
У меня есть знакомый, которому очень тяжело живется, а я ничем не могу ему помочь. Но когда я думаю, скольким людям еще нужна помощь, у меня просто опускаются руки.
Этот мой знакомый, назовем его Борис, практически слеп. Один глаз у него не видит совсем, на другом он носит очки на минус семнадцать. Ему за сорок, по профессии он библиотекарь. Это тоже удивительно. Много ли вы встречали мужчин-библиотекарей? А для него книги — это все. Он живет ими почти в прямом смысле слова. Почти — потому что когда не хватает денег на жизнь, он продает кое-что из своей домашней библиотеки. А она у него, можете мне поверить, потрясающая. И при этом он не унывает и не отчаивается.
Борис живет в маленькой двухкомнатной квартире со своей мамой. О квартире разговор особый. Когда строили этот дом, кто-то продал налево трубы, предназначавшиеся для проведения горячей воды, и теперь ее там нет. Чтобы помыться, нужно нагреть титан. Сейчас кто-то зарабатывает уже на том, что каждую зиму в квартирах этого дома становится так холодно, что покрываются льдом стены.
Отдельный разговор и про Борину маму. У нее рассеянный склероз. На бытовом уровне это означает, что ее совсем не держат ноги, она почти не может ходить, только по квартире, да и то — рискуя упасть. Нет и речи о том, чтобы она одна выходила на улицу: только вместе с сыном. Поэтому в магазин он ходит сам. Чтобы туда попасть, надо перейти дорогу — трассу, по которой водители летят, не оглядываясь. И вот эту дорогу регулярно переходит почти слепой человек.
Когда я познакомилась с этой семьей, то испытала шок. Это было, пожалуй, мое первое серьезное столкновение с реальностью. Прежде я жила в этаких розоватых очочках, сквозь которые мир виделся прекрасным и гармоничным. А тогда я сидела в квартире у Бори и его мамы, пила чай с карамельками и слушала, как они рассказывают о своей жизни. И весело так рассказывают, с юмором. А думала только об одном: как бы не разреветься. Согласитесь, разреветься в гостях — не самый вежливый поступок.
По дороге домой я думала уже о другом. Вот,— думала я,— какой прекрасный человек и как мне его жалко. У него столько идей, мыслей, планов, он еще столько не прочитал и не написал, а глаза видят с каждым днем все хуже и хуже. Как же ему помочь? Есть только один выход: выйти за него замуж и, как жена декабриста, провести остаток дней рядом с ним, помогая ему в его трудах: читая вслух книги и записывая его мысли, которые бы постепенно складывались в новые книги. И — даю вам слово — я бы эту идею осуществила, не будь я уже замужем...
Тогда-то и посетило меня в первый раз чувство абсолютной беспомощности. Я не смогла помочь даже одному человеку! А вокруг меня огромное, непредставимое количество людей, которым нужна помощь: больные и бедные, покинутые младенцы и брошенные старики… И всем им нужна поддержка: психологическая, моральная, но чаще всего — материальная. И я всей душой рвусь им помочь, но все мои благие намерения разбиваются о тот факт, что у меня самой не очень-то хорошо с деньгами, да и трое детей сильно ограничивают филантропические устремления.
Конечно, я знаю, что существуют и неденежные виды помощи ближнему. Но, к сожалению, они мне тоже малодоступны. Да, я могу писать письма какому-нибудь сироте или отдавать поношенные детские вещички малоимущим, но все это — капля в море. А мне бы хотелось спасти весь мир. Я знаю, это звучит очень смешно и наивно, но на меньшее мне трудно согласиться. Теория малых дел прекрасна, но, по-моему, она действенна только тогда, когда все большие дела уже сделаны.
И что же теперь? Мне постоянно попадаются на глаза просьбы о помощи: в газетах, интернете, через знакомых я узнаю, что вокруг меня огромное количество людей, которым для спасения жизни требуются гигантские суммы денег. И я недоумеваю: откуда же берутся эти миллионы, если я ничего не сделала для этого? Нет, я понимаю, что есть и другие люди, добрее, щедрее, чем я, богаче. Но я-то, я! Хороши же все мои намерения, если они ни к чему не ведут.
Мое бессилие носит вселенский характер. Я не могу ничего. Нет, не так — совсем ничего. Мне трудно с этим смириться, я ропщу, но кроме сотрясения воздуха, вот как сейчас, мой ропот ни к чему не приводит.
Очистить души от песка, или Правила выживания в городе
О человеческом равнодушии можно говорить бесконечно. Приводить примеры, пытаться понять источник людской индифферентности по отношению к чему бы то ни было, кроме личных проблем. Давайте посмотрим на этот вопрос с точки зрения жизни в многолюдном городе.
— Ну давай быстрее, старая, чего ты там раскорячилась! — водитель автобуса ворчал на полную пожилую женщину с двумя палками-костылями, которая пыталась войти в переднюю дверь большого автобуса. Пока бедолага, тяжело дыша, вскарабкивалась по ступенькам, она услышала про себя много неприятного… И я не сдержался. Но мы не подрались с кондуктором и водителем — я вышел на своей остановке, автобус поехал дальше.
К чему бы этот эпизод, спросите вы, и какое отношение он имеет к заявленной теме? Самое прямое. Все люди в автобусе молчали, ведь это их лично не касалось. Не трогают — не отсвечиваю. Это способ выживания потенциальной жертвы. Звучит жестоко, но правда всегда глаз колет. Кто такие пенсионеры, как не жертвы государственной системы, выжавшей из них все соки и отправившей на «заслуженный отдых» с пенсией, на которую можно только кота прокормить? А мы, здоровые и сильные, молодые (пока еще!) люди, добиваем их своим хамством и равнодушием. Что мы делаем, чтобы они, которые каждый день борются за выживание, хоть немножечко оттаяли, подобрели сердцем? Да ничего!
Нам каждый день со страниц газет, с экранов телевизоров, в интернете предлагают сдать деньги на лечение кого-то, помочь пострадавшим где-то. Уже даже и в банк ходить не надо — можно просто SMS отправить. Отправил — и спи спокойно, помог, молодец! И спит совесть… Конечно, спасать людей, попавших в беду, необходимо, это наш христианский долг. Но ведь почти в каждом доме есть одинокая старушка, которой некому сходить за хлебом или убраться в квартире. Есть немощные, больные, и они нуждаются в нашей помощи каждый день! Вот где возможность проявить христианскую добродетель.
Другой вопрос, требующий поистине ангельского терпения, это ЖКХ. Тарифы на газ, воду, отопление у нас в регионе — одни из самых высоких в Приволжском федеральном округе. И продолжают повышаться, несмотря на наши вялые кухонные протесты. А что — трудно вскладчину нанять юриста, да и побороться за правду цивилизованным способом?
Кроме того, мы, горожане, являемся собственниками жилья и нежилых помещений. Так давайте же не будем гадить в лифтах, перестанем мусорить в собственных подъездах. Слабо. И это очевидно. Например, в моем доме кто-то из соседей повадился примерно раз-другой в месяц выбрасывать пакет с мусором… прямо в подъезд. Мусорные баки по дороге на остановку, а этот… добрый человек старательно подбрасывает пакеты на первый этаж, к двери подъезда. Что говорить о плохих чиновниках, когда у нас самих в головах мусор?! Как быть сострадательным в этом случае? А может, и правда, у человека что-то случилось, что-то переклинило и он так протестует, нас, соседей, в чем обвиняет? Поговорить бы с ним, может, перестал бы? Пока мы, жильцы, тихонько ворчим на неизвестного, но убираем — не в грязи же жить. Надеемся, что неизвестный образумится. Однако не сомневаюсь — если кто его увидит, ему несдобровать.
Как быстро, буквально за пару десятилетий, из россиян удалось вытравить остатки, пусть даже искусственно насажденной, советской вежливости! Хотя что с нас взять: воспитанных, образованных людей давили, уничтожали 70 лет,— и слетела шелуха цивилизованности под первыми порывами перестроечного ветра. Это как целина — распахали, получили первый урожай. Но без должной заботы агрономов плодородный слой почвы быстро унесло степными ветрами, и пришли пески. Так и с людскими душами — никто из правителей перестроечного времени не думал о будущем и не учил думать других. Пожинаем сейчас плоды тех лет, когда родители заботились только о прокорме, забывая о воспитании. И поколение «пепси», у которого уже подрастают свои дети, спокойно ругается при них матом. А потом мы удивляемся: почему дети такие плохие? Это не дети плохие, а мы такие. Может быть, нам всем стоит остановиться, прислушаться, задуматься? И пойти всей семьей в воскресенье утром в церковь, а не на пляж или на пикник. Вымыть — самим, без подсказки, не ожидая благодарности! — подъезд или хотя бы свою лестничную площадку. Поздороваться вежливо с соседями. Выбросить мусор в мусорный бак, а не за угол дома. Может быть, в этом случае, со временем, жизнь в городе и перестанет быть для нас затянувшимся экзаменом на выживание?
За грохотом музыки
Очень часто мы судим о людях по их поступкам. И это естественно — как иначе мы сможем понять, что за человек перед нами? Но за последнюю пару недель я дважды столкнулась с ситуациями, каждая из которых заставила меня задуматься о том, как много в человеческих поступках бывает наносного. А сам человек по сути свой — совсем другой, чем это может показаться по его действиям.
У нашего дома поздно вечером в выходные дни часто останавливаются машины, и молодежь очень громко включает там музыку. Мне это не мешает, но младший ребенок, который к этому времени спит, иногда просыпается. Как правило, автомобиль, недолго постояв, уезжает. Но слушая каждый раз грохот, я неоднократно задавалась вопросом: что же это за люди, которые рядом с жилым домом включают музыку так, что разве стекла не вылетают? В связи с этим приходили мысли о том, что всем на всех наплевать. Одним словом, симпатии вечерние «меломаны» у меня уж точно не вызывали.
И вот летним вечером, загулявшись допоздна, мы возвращались с детьми домой. Прямо у дома, заехав на тротуар, поблескивая и переливаясь, стоял новенький «мерседес». Дверцы были приоткрыты, и оттуда на всю округу неслась музыка. Я понимала, что будет правильным сделать людям в машине замечание. Но засомневалась: «А кто там? Вдруг мне нахамят?». В общем, ввязываться в историю мне не хотелось. Но, поймав себя на трусости, я решилась подойти к автомобилю. «Простите, вы включаете музыку, а здесь живут люди, которые уже отдыхают в это время», — сказала я, заглядывая в машину. Мальчишки, как сказали бы в наших СМИ, кавказской национальности, очень скромные на вид, рассыпались в извинениях: «Простите, пожалуйста, мы не подумали, что дом жилой», и сразу музыку выключили.
Спустя неделю история почти повторилась, только мы в этот день были дома, а музыку включили громко, как никогда, — стены дома буквально вибрировали. Выждав какоето время, я вышла на улицу. С собой захватила телефон — готовилась к тому, что молодежь начнет пререкаться, грубить и, возможно, придется звонить в полицию. Мне казалось, что так себя вести могут только какие-то жутко испорченные люди. Тем более что приличных меломанов я уже видела, теперь уж точно должны быть какие-нибудь… неприличные. Каким же было мое удивление, когда, подойдя к девятке с тонированными стеклами, я увидела около нее молодых людей, которые по внешним признакам напоминали студентов-отличников. Музыку они, конечно, тут же выключили, было видно, что они явно чувствовали себя не в свой тарелке, виновато переминаясь с ноги на ногу. Позже я рассказывала об этом мужу, недоумевая: почему же настолько громко включили музыку примерные на вид мальчики? Он на это верно заметил, что они так самоутверждаются, хотят быть, как все.
Вот типичные примеры, когда наша молодежь — хорошая, на самом деле, молодежь — в отсутствие в нашем обществе идеалов, смыслов и нормальных возможностей реализовать себя идет на поводу у диких, непонятно кем заведенных правил. Модно почему-то остановиться в этом месте, включить музыку и общаться — все так и делают. Пустота должна чем-то заполняться — это и происходит. Сначала от этих мыслей я даже преисполнилась оптимизма — значит, все не так уж плохо в нашем обществе. Затем снова пессимизма — ведь люди-то у нас хорошие, и нужно совсем немного, чтобы что-то извне помогало им сохранить свой человеческий облик, но никому чаще всего нет до этой проблемы никакого дела.
А еще подумала о том, что как же быстро мы раздражаемся и злимся на людей, которые, на самом деле, ничего плохого нам не желают, ну, по глупости что-то сделали не так. Суть-то их человеческая все равно не в этом, а мы о них что-то додумываем, сердимся. Ведь если посмотреть на большинство конфликтов в общественных местах — транспорте, магазине — часто все происходит схожим образом. Кто-то кого-то толкнул, часто не со зла, но разве хочется разбираться, думать, что да почему, нас же задели — и тут же крик в ответ. Дальше еще больше — крепкие выражения, и люди расходятся озлобленными. А при первой же возможности, когда их опять заденут, они тут же снова разгорячатся... В общем, замкнутый круг из злобы и раздражения. Ловушка, в которой мы все сегодня оказались, и кричим друг на друга, не переставая. Могу предположить, что мне повезло в обеих ситуациях встретить адекватную реакцию. Но все же я склонна думать, что очень часто за пеной в любом конфликте, в любой непростой ситуации нужно стараться рассмотреть живых людей. Это трудно, особенно, если нам «насолили», но только так можно выйти из замкнутого круга.
Волга впадает в Каспийское море
Хочется и сказать, и никого не обидеть. Но так не всегда получается, потому заранее попрошу у авторов прощения. Тексты действительно разные. А если их что-то и объединяет, так это… явный недостаток христианского смирения, который проявляется в стремлении усложнить то, что и так является очевидным. Мне кажется, что всем нам, старающимся как-то улучшить мир, в котором мы живем, следует всегда держать в уме любимую поговорку преподобного Амвросия Оптинского: «Где просто — там Ангелов до ста, а где мудрено — нет ни одного».
Уважаемой матери троих детей «хочется спасти весь мир». Что ж, наверное, каждому священнику известны такие благочестивые прихожанки, которые хотят и пытаются молиться о спасении всего мира. Почему-то этим сердобольным невдомек, что Церковь спокон веку молится «О мире всего мира…». То — Церковь, та молитва — для всех, а мне вот хочется как-то наособицу. Не знаю уж, как всему миру, а вот близким этих великих молитвенниц, как правило, жить рядом с таким благочестием неуютно.
Правда, наш автор предполагает и другой, в той же степени нетривиальный, сколько неосуществимый способ помощи страждущим — выйти замуж за всех несчастных. Вот уж как обрадовались бы тот Борис и его мать, если бы этот спасительный проект осуществился!
Но не лучше ли вспомнить преподобного Серафима, который говорил: «Стяжи в себе дух мирен, и вокруг тебя спасутся тысячи»? И, наверное, Борис, который, как признает сам сердобольный автор, вовсе не чувствует себя несчастным, понимает это куда лучше нашего православного журналиста.
Спасутся ли рядом с ним и его больной матерью тысячи? Об этом лучше бы сказали читатели библиотеки, где он работает. Но ведь и автор заметки признает, что ей бывает очень уютно в его доме, где никто не впадает в уныние, а с любовью встречает гостей, угощая их, чем Бог послал.
Благородство души, терпеливо переносящей страдание, не может не вызывать восхищение. Старые прихожане саратовского Троицкого собора помнят, наверное, маленького горбатенького человека, который с матерью изредка приходил на богослужение. Это был Анатолий Паимов, блестящий математик, инженер, замечательный собеседник. Всякий, кто оказывался в его маленькой квартирке на Набережной — меня туда привел протодиакон Борис Лаврушин, через пять минут переставал видеть физический недостаток собеседника. Анатолий не пропал и в перестройку, когда математики мало кому были нужны, не потерялся в жизни и после смерти матери. И в этом заключается большой нравственный урок для тех из нас, кого Божий мир почему-то не устраивает. Я думаю, покойный Анатолий, равно как и — дай Бог ему здоровья! — Борис не стал бы рассусоливать по поводу того, что его обругали в трамвае или какойто некультурный лентяй вывалил мусор в подъезде. И это не натужный «американский» оптимизм. Это спокойное понимание несовершенства мира, которое не отменяет ни величия Творца, ни Божественной любви к самому малому из нас, в том числе и пресловутому лентяю, и хулигану-шоферу.
Я думаю, самый правильный ответ дает автор третьего текста. Все — люди! Да подойди ты к этому озлобленному шоферу и скажи: «Слушай, брат, у тебя родители-то есть?». Хотя, конечно, бывает и «низколобая сволочь»… (выражение поэта Льва Лосева).
Впрочем, и это ничего не меняет. Давно бы уж пора понять, что мир и человечество глобально никогда не исправишь. Объяснять, почему мир лежит во зле (1 Ин. 5, 19), было бы слишком долго. Да и вряд ли это нужно: верующий человек знает, неверующий не поймет. Но в том-то и состоит добродетель смирения, что христианин должен с достоинством переносить все жизненные трудности, исправляя усердно собственные несовершенства.
Обижаться — это как-то не творчески, что ли. Для меня, например, глубоким разочарованием стала повесть того же Льва Лосева, приехавшего в Москву после многолетнего пребывания в Америке по какому-то наследственному делу. Разумеется, здесь, в нашей стране, где от времен военного коммунизма до нынешней поры все устроено так, чтобы человеку было как можно неудобнее, пустяковое (для Америки) дело вылилось в месяцы унизительного хождения по разным кабинетам. Оскорбившийся Лосев тут же написал повесть, которую, как мне кажется, напечатали только потому, что автором ее был Лев Лосев. Ведь кроме досады и мстительного желания «пропечатать» обидчиков в ней ничего не было. Куда-то исчезла даже знаменитая лосевская ирония, ставшая визитной карточкой его превосходных стихов!
На обиженных, как говорит русская пословица, воду возят. И совершенно права Юлия Семенова, когда пишет, что обижать нас, в общем-то, никто не собирается. Это мы, имея совесть называться христианами, обижаемся на случайные, неумышленные слова и поступки. Любим обижаться… Ну, примерно, как Иван Карамазов, отыскивающий и хранящий в памяти немыслимые злодейства для того, чтобы утвердиться в собственной гордыне и получить право «вернуть билет». Такому Ивану и Христос, в сущности, не нужен, ведь он каким-то особенным подсознательным чувством любит несовершенство того мира, который отчетливо ненавидит. Потому и молчаливый Христос «Великого инквизитора» подозрительно похож на существо, появляющееся в конце известной поэмы Александра Блока. Разве что белого венчика из роз у него нет.
Человек, находящий удовольствие в том, чтобы чувствовать себя обиженным, часто просто смешон. Помню энергичный рассказ одной молодой моей сотрудницы: «А свекровь мне и блины с икрой, и отбивные с горошком (это в 1980е годы!), и все с таким ехидством… А я к маме пришла, картошки нажарила, ну, целую сковородку съела!». Конечно, смешно! Но не менее ли смешны разглагольствования нашего автора о спящей совести тех, кто посылает благотворительную помощь посредством электронного кошелька. Не суди, дружок; может, и тебя Господь не осудит…
И конечно, не надо обобщать… Когда я школьником начинал оправдываться, что сбежал с уроков или влез в соседский сад, потому что так сделали все, моя бабушка, вздыхая, говорила: «Всем-то смех, а тебе-то смерть!» Пусть, выражаясь словами поэта Баратынского, «век шествует путем своим железным», нам, православным, всегда следует помнить слова апостола Павла: не будь побежден злом, но побеждай зло добром (Рим. 12, 21).
Нашим мечтателям о помощи всем несчастным и об устранении всех несовершенств мира неплохо бы задуматься вот еще над чем. Христос, исцеляя встретившегося на пути слепого, почему-то не исцеляет всех и навсегда. Хотя кто бы мог сомневаться во всемогуществе Божием! И пятью хлебами Он накормил только пять тысяч голодных, твердо отвергнув предложение диавола накормить всех.
Эту ситуацию существования среди мирового зла очень остро чувствовал русский философ Николай Федоров. С богословием у него, как говорит профессор Осипов, было не очень. Но вот образ жизни был вполне христианский. Из своей ничтожной зарплаты библиотекаря он умел помочь приходившим за книгами студентам. Константин Циолковский стал тем, кем он стал, благодаря Федорову. Николай Федорович отказывался даже от чая, который очень любил и который был ему, работавшему по ночам, просто необходим, рассуждая примерно так: ну, как же я буду пить чай, когда его не имеет возможности пить другой…
А основное правило жизни было у него очень простое: нужно жить не для себя и не для других, а со всеми и для всех. Просто? Так ведь где просто — там Ангелов до ста!