На заседании Священного Синода от 23–24 сентября 2021 года было принято решение включить имя архимандрита Геннадия (Парфентьева) в поименный список Собора новомучеников и исповедников Церкви Русской. О святом Геннадии сохранились воспоминания будущего епископа Саратовского и Балашовского Вениамина (в миру Виктора Дмитриевича Милова; 1897–1955), который общался с ним во время своего обучения в Вятской духовной семинарии.
Настоятель Яранского Пророчицкого монастыря архимандрит Геннадий (в миру Григорий Сергеевич Парфентьев) родился в 1864 году в деревне Моисеевке Курской губернии в крестьянской семье.
22‑летним, в 1886 году, он поступил в Путивльскую Молчанскую Софрониеву пустынь. В 1895 году послушник Григорий вступил в число братии Филейского Александро-Невского монастыря, располагавшегося недалеко от Вятки, где принял монашеский постриг и был рукоположен в сан иеродиакона. В 1897 году иеродиакон Геннадий был переведен в Успенский Трифонов монастырь. В клировой ведомости этой обители за 1898 год сохранилась следующая характеристика: «Кроток, трезвен и молчалив, к богослужению усерден». 30 апреля 1900 года его рукоположили в сан иеромонаха, а в сентябре 1902 года назначили настоятелем Яранского монастыря во имя праведной Анны Пророчицы с возведением в сан игумена.
В 1904 году благочинный так написал об отце Геннадии в клировой ведомости: «Отличных качеств. Подает братии пример трудолюбия, рачительности по ведению монастырского хозяйства. Весьма заботится об установлении и сохранении благолепия в обители. В общении с братией мягкий и ласковый, вследствие чего пользуется общей любовью». Каждое лето настоятель принимал участие в полевых работах, нередко сам вставал за соху.
В своем «Дневнике инока» епископ Вениамин (Милов) вспоминал мирный, богоугодный настрой, сложившийся в Яранском Пророчицком монастыре под руководством игумена Геннадия, который пользовался авторитетом среди жителей, окормлял насельниц местных женских обителей, принимал участие в создании Покровской женской обители Котельнического уезда.
Вот что он, в частности, пишет: «Во время летних каникул я на протяжении нескольких лет уезжал из Вятки на отдых в монастырь. Чисто внешне эти поездки были вызваны как бы случайной причиной. Мать, вынужденная возить на курорт моего старшего брата, у которого болели легкие, не знала, куда меня деть. К нам зашел както игумен Яранского Пророчицкого общежительного мужского монастыря отец Геннадий. Мать и предложила ему взять меня на лето в обитель. Я неохотно, с тайным скрежетом зубов, покорился необходимости ехать к инокам. Между тем Господь промыслительно готовил меня к иноческому жребию, тем более что быть монахом я дал обещание Богу еще в бытность семинаристом. <…>
Не знаю, как благодарить Господа за то, что Он судил мне пожить в монастыре. Обитель иноков есть лучшая академия спасения, вернейшее училище богообщения. Светские и духовные школы на пути спасения бессильны дать человеку то, что может получить он в обители. Монастырь дал мне ощутить благодатную силу молитвенных правил, показал значение осмысленного продвижения к перевоспитанию грешного сердца. Сколько встретил я здесь светлых личностей, сколько почерпнул живых опытных наставлений! Душа моя восприняла много иноческих рассказов о мучительной борьбе со злом. Благодарю Тебя, Господи, приведшего мое окаянство в соприкосновение с сосудами Твоей Божественной силы! <…>
Игумен Геннадий напоил мое сердце повествованием о старцах Глинской и Софрониевой пустыней, их мудром водительстве ко спасению новоначальных, рассказывал о вятских архиереях и событиях их жизни. <…>
Игумен и монашествующие время от времени баловали меня и некоторыми невинными утешениями. Так, настоятель отец Геннадий, который был воспитанником Глинской и Софрониевой пустыней, иногда брал меня с собой на обозрение монастырских дач, и я ездил с ним верст за тридцать в лесные угодья. Бывало, приедем на дачу поздно вечером, мне хочется спать, а отец игумен приказывает вместе с ним идти на обозрение дачных участков. Качаясь от усталости, иду я за ним, грудью вдыхаю сладкий воздух, напоенный ароматом леса, взор пугливо останавливается на светящихся фосфорическим блеском светлячках, качающихся на ветках придорожных кустарников. Рука игумена в тишине безостановочно перебирает четки, или он рассказывает что-либо из быта иноков Софрониевой пустыни, о своих борениях и скорбях, перенесенных им за свою пятидесятилетнюю жизнь. К концу обхода мне уже не хочется спать, душа наполняется каким-то сладостным чувством, и я бодро выстаиваю вечернее молитвенное правило. <…>
Плодом моего гощения в монастыре было составление труда "Историко-статистическое описание Яранского Пророчицкого мужского монастыря". Это сочинение в счет обязательных письменных работ было подано мною преподавателю церковной истории Вятской семинарии Н. Г. Гусеву (тогда я учился в шестом классе) <…> Мне за труд поставил пять с плюсом и дал лестный отзыв».
Все это будущий саратовский архиерей вспоминал много позже, в 1928 году, накануне своих трех арестов, заключения в лагерь и многолетней ссылки, и записывал в своем дневнике, который позднее был опубликован как «Дневник инока».
Советская власть в Яранском уезде устанавливалась с большим трудом, через подавление крестьянских бунтов. Одним из главных своих врагов безбожники считали Православную Церковь. 10 сентября 1918 года в обители прошел обыск, была конфискована значительная часть имущества. Среди изъятых предметов — церковное вино, мед, спички, серебро и ткань, приобретенная для пошива монашеских риз. Архимандрит Геннадий с братией обратились в Яранский исполком с прошением о возвращении конфискованных вещей, чтобы можно было совершать Божественную литургию. Стоит вспомнить, что до этого Святейший Патриарх Тихон издал постановление, в котором священнослужители и миряне призывались стойко оберегать церковное имущество от расхищения. Поэтому действия отца Геннадия с братией можно оценить как последовательное выполнение этого постановления.
Решением Яранской ЧК обители вернули часть отобранного при обыске вина, необходимого для совершения Литургии, но сам настоятель 18 ноября 1918 года был арестован и отправлен в Вятку. Вскоре архимандрит Геннадий был отпущен на свободу. По возвращении в монастырь он продолжил служить, но уже не имел возможности распоряжаться хозяйством обители. Затем власти приказали монахам покинуть монастырь — в срок до 2 февраля 1919 года. Отец Геннадий старался подготовить все необходимое, чтобы братия смогла продолжить свою иноческую жизнь в новых чрезвычайных условиях. В начале февраля 1919 года была предпринята попытка сохранить монастырский храм, передав его общине верующих, в которую входили прихожане из окрестных деревень, — в Яранский исполком поступило девять прошений об этом.
16 февраля 1919 года подвижник снова был арестован. Аресту предшествовало появление в обители провокатора — тайного агента «чрезвычайки», представившегося белогвардейским офицером. Во время допроса сотрудники Яранской ЧК пытались узнать у настоятеля о том, где спрятаны рожь, мука и монастырские драгоценности. На это отец Геннадий ответил: «Про рожь и крупчатку показать ничего не могу, а драгоценности монастырские находятся при церкви» — только эта фраза была подписана им в протоколе допроса.
11 апреля 1919 года находившийся в Вятской тюрьме архимандрит Геннадий был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение 10 ноября 1919 года. Монашеская жизнь в разгромленном Пророчицком монастыре не прекращалась до 1929 года, когда он был окончательно закрыт.
Днем памяти преподобномученика Геннадия установлено 10 ноября (28 октября по ст. ст.), день его кончины.
Газета «Православная вера», № 19 (687), октябрь 2021 г.